свободного человека. Каким образом солдат – бывший раб, взятый в армию по рекрутскому набору – или крестьянин может любить Россию? Тем более, если он видит, что те, кто страной руководит, не делают ничего, дабы облегчить его бремя».
Попо уставился на меня так, словно я превратился в некоего пророка библейских времен. После Строганов признался, что в тот вечер я его постоянно удивлял своими рассуждениями. Он полагал меня куда глупее.
«Таким образом», – я не давал ему вставить ни слова, поддержанный порывом вдохновения. – «Ежели вдруг на Россию нападет враг, то можно полагать, будто основная часть населения может – вполне вероятно – перейти на его сторону. Особенно ежели этот враг будет говорить о том, что принесет свободу рабам и отмену податей всем остальным».
«Вы рисуете очень мрачную картину будущего, Христофор Андреевич», – отвечал Строганов. – «Но я думал о том же. И даже говорил о сем с князем Чарторыйским, когда объяснял ему причину распада Польши… Он очень оскорбился. Но на деле, я прав – Польшу сгубило рабство. И ее шляхта».
Еще бы сей пламенный патриот и представитель высшей аристократии своей державы не обиделся!
«Но впоследствии князь Адам признал мою правоту…», – продолжал задумчиво мой приятель. – «И я рад слышать, что и вы со мной согласны! И вообще, убеждаюсь, что у нас куда больше сторонников, нежели кажется на самом деле».
Я проговорил:
«В деле, которое вы решили предпринять, нет места мелочному соперничеству. И я настолько же далек от него, как и вы».
Эта фраза сделалась нашей декларацией дружбы. После нее мы оба поняли, что будем соратниками.
На деле все, конечно, сложилось вовсе не так гладко… Даже и со скандалом.
«Но все же… Вы про Ники Новосильцева тогда говорили?» – спросил Строганов на прощание.
Я кивнул, но осторожно добавил:
«И не только про него. Не все ваши друзья таковыми являются в сердце своем».
…Уезжал от него я вдохновленный. Вечером, у себя я вкратце изложил мысли на бумаге. Выглядели они отлично, но им не хватало практического, поэтапного плана с конкретными сроками. Обычное рассуждение на вольную тему, ничего особенного. Я чувствовал, что этого недостаточно, и подавать государю в таком виде нельзя. Позже граф Попо подсказал, куда мне лучше применить мои желания послужить на благо Отечеству. Поговорил с государем, и мне дали месяц на поездку в Ливонию с одной небанальной целью…
Доротея. Век Просвещения
…На ней – тонкое батистовое платье, перехваченное под грудью, как сейчас носят и как ей безумно идет. Дотти даже не представляет, как выглядела бы в модах двадцатилетней давности – наверняка не слишком привлекательно. Волосы ее подвиты – два часа работы горничных и куафера, создававших, казалось бы, такую простую прическу. Золотистая кашемировая шаль с красным орнаментом и длинными кистями – подарок
