прессе (чего я сама не делаю и никому не советую), личность его отца неизвестна, но у него имелась престарелая мать, живущая небогатой жизнью преподавателя биологии и химии где-то в Хамбере*, с которой он порвал всяческие отношения (*Регион на востоке Англии). У этой женщины, помимо Стивена, имелась ещё и двадцатилетняя дочь от второго брака, с которой она, в отличие от сына, была весьма дружна (снова если верить прессе). Обе родственницы Эртона отказывались давать интервью СМИ, но, судя по натиску прессы, их жизнь ещё долго будет подвергаться давлению со стороны. На мгновение мне даже стало их жаль, но только на мгновение. Вновь встретившись взглядом с чёрно-белой фотографией Эртона, я неожиданно вслух произнесла слово “ублюдок” и безжалостно швырнула его бумажное лицо в урну к другим отходам.
День протекал медленно. За окном уже вторые сутки висели тяжёлые серые тучи, время от времени сбрасывающие на землю лишнюю воду. На улице заметно похолодало, да и в больнице стало прохладнее, так что я ходила в застёгнутой на все пуговицы рубашке, неожиданно начав бояться нежелательный простуды, которая могла бы подкосить моё и без того на данный момент шаткое здоровье.
Около одиннадцати часов утра, во время запоздалого обхода, доктор, ведущий моё дело, внимательно осмотрел низ моего живота, затем, повторно заглянув в свои бумаги, вдруг посмотрел на меня поверх своих очков в тонкой серебристой оправе и уверенно произнёс:
– Что ж, мисс Палмер, могу Вас поздравить. Вы уверенно идёте на поправку, и я не вижу смысла в том, чтобы продолжать задерживать Вас в стенах нашего заведения. Готовьтесь к выписке. Завтра утром Вы отправитесь домой. Как говорится, дома и стены лечат, – поджав губы, улыбнулся мужчина.
– Как… Завтра?.. – меня словно обухом по голове ударили.
– Да, завтра. Думаю, уже в восемь часов утра Вы сможете получить на руки все необходимые документы.
Сказав это, доктор поспешно ретировался, оставив меня сидеть на краю моей койки.
Из меня словно все силы вдруг высосали. Я не хотела возвращаться обратно в “нормальную жизнь”. Только не в свою.
Как случалось всегда с его приходом, я его не ожидала и даже не предвидела. Дариан пришёл в начале девятого, как раз после вечернего чаепития. Молча прошагав к стулу, он сел на него и, откинувшись на его спинку, опершись локтем о подлокотник и прислонившись указательным пальцем к брови, внимательно посмотрел на меня, но вместо того, чтобы произвести ответный взгляд на нежданного гостя, я, в который раз при наших встречах, уперлась взглядом в сцепленные пальцы своих рук, покоящихся у меня на ногах.
– Тебя выписывают, – наконец произнёс Дариан отстранённым тоном.
Я ничего не ответила. Последовавшее далее молчание было самым долгим на протяжении всего периода нашего знакомства, без учета того случая, во время которого я, чтобы избежать с ним общения, притворилась спящей.
Мы промолчали ровно десять минут – так показывали мои наручные
