остановиться и не без труда оттащить его в сторону.
Появилась какая-то надежда.
Значит, сюда давно никто не ездил. Скорее всего, он подъедет к условленному камню у ручья – а там ничего нет. Девственно чистый снег с заячьими следами.
Хайнц остановил машину под величественной елью – наверняка не меньше ста лет. Picea abies, ель обыкновенная. Может жить до четырехсот лет. На горе Фулу в Швеции нашли корневую систему, которой, ни больше ни меньше, восемь тысяч лет. Утешительно. Все, что происходит сегодня, – бред, придуманный людьми. Недолговечная аномалия.
Наверное, можно спокойно возвращаться домой.
Не считают же в Центре, что он, как оловянный солдатик, всегда на посту и готов им служить. Сейчас он вернется на свою виллу в Тьерпе, и все исчезнет, как исчезают ночные кошмары при пробуждении.
И тут он вспомнил Будапешт. Статья в газете осенью: двойное убийство. Журналист строил предположения: наверняка русская служба безопасности ликвидировала двух отказавшихся сотрудничать агентов. Перерезали горло, бросили в мешки для мусора и утопили в Дунае. Через несколько дней тела нашли играющие у воды дети.
Хайнц вышел из машины, посмотрел на солнце и прищурился. Глубоко вдохнул морозный воздух и поплелся к поляне.
Никаких следов на снегу – это верно… Но снег шел только последние два дня, так что это ни о чем не говорит.
Посмотрел на руки – кровоточащие ссадины. Оказывается, ободрал ладони, пока тащил сук.
Камень лежал там же, где и всегда.
Внизу, почти у самой земли, – трещина. Осторожно сунул руку, наткнулся на острый холодный угол и вытащил запаянный пластиковый конверт.
Со стоном выдохнул, упал на колени и обхватил голову руками.
Впервые за двадцать лет Хайнц Браунхаймер плакал.
От страха, от отчаяния… от внезапного осознания: от прошлого уйти не удастся.
Понедельник.
Следующий день после оглушительного сообщения от женщины, с которой он жил уже десять лет.
Мы с тобой… Я больше не хочу.
Том еще раз попытался с ней поговорить. Ночью, пока они лежали без сна на широкой, как вертолетная площадка, кровати.
Она его уже не любит, и продолжать отношения было бы несправедливо ни по отношению к ней, ни по отношению к нему. Произнеся эту высокопарную фразу, Ребекка опять разрыдалась. Он по привычке обнял ее, попытался успокоить, но внезапно осознал нелепость ситуации: она его бросает, а он принялся ее утешать. И оттолкнул, по-видимому, довольно резко – она вскрикнула и упрекнула его в грубости.
И оба замолчали. Она продолжала еще какое-то время всхлипывать, потом дыхание выровнялось и успокоилось.
Заснула.
А он пролежал без сна до четырех. На часы смотреть не надо – в прихожей шлепнулась на пол утренняя газета. Спать не давал смутный страх. Происхождение этого страха
