и расшифровки…
– Да, господин генерал.
– Скажите, Лён, вы четко помните то, что в вас заложено?
Лён прикрыл глаза. Святящаяся пирамидка из разноцветных переплетенных линий и нанизанных на них желтых мохнатых шариков повисла перед ним в темноте. Темнота бала разбавлена зелеными следами от абажура, но пирамидки это не касалось.
– Господин генерал, я помню все! Я не смогу забыть, если даже захочу. Пока не передам запись машине…
– Отлично, Лён… Да, а о чем ты хотел спросить?
– Господин генерал… Капрала Кроха, надеюсь, не расстреляют по правде?
– Ни в коем случае! Сегодня же ему объявят о помиловании. Месяц он проведет под арестом, но арест не будет суровым. Лишь бы капрал не гулял и не болтал лишнего, пока вы не вернетесь…
– А… шомпола? Это… надо обязательно, да?
– Да что ты, друг мой! Ты-то здесь при чем? На эту роль уговорили сына школьного садовника. Ему заплатят…
– Он же совсем на меня не похож!
– Голова на экране будет заштрихована. К тому же, в таких случаях объективы направлены… на другое место.
– Но его… не изо всех сил?
– Нет, конечно… Хотя и не совсем в шутку. Надо все-таки, чтобы он поверещал натурально. Ему обещана сумма, которую отец получает за полгода. За такие деньги можно и пострадать слегка. Тем более, что этот отрок – не гвардеец, понятия о достоинстве у него попроще…
– А он потом не проболтается?
– За молчание заплатят еще столько же. И к тому же, на месяц отправят к дальним родственникам… Не заботьтесь о мелочах, Лён. Думайте о главном: добраться и передать…
– Так точно, господин генерал!
– Лён… ответьте проще: я постараюсь, Людвиг Валентин.
– Да… я постараюсь…
– Вот и чудесно… Вам приготовят здесь постель и ужин. А утром… Да хранит тебя Бог, мой мальчик.
Театр на площади
Школа располагалась на краю Ато-Карна, в обширном парке. Парк на севере сливался с лесом.
В этом месте рано утром Лёна встретил молчаливый человек в камуфляже без погон. Дал холщовую сумку с продуктами, проводил неприметной тропинкой на пригородную станцию, что-то сказал проводнику вагона, когда у платформы на полминуты затормозил поезд дальнего следования. Проводник кивнул.
Сутки Лён ехал на верхней полке тесного и душного вагона. Ни с кем не говорил. Жевал сухие крендельки, какие обычно пекут своим внукам на дорогу заботливые бабушки. Запивал холодным чаем из бутылки с газетной пробкой.
Потом, следуя заученной инструкции, сошел на степном полустанке. Почему нельзя ехать дальше, а надо идти пешком, он не знал. Надо – значит, надо. Может, для того, чтобы длинный веснушчатый мальчик больше стал похож на пацана-беженца, который из пострадавшего от атаки неопознанных вертолетов поселка пробирается на юг, к дядюшке-рыбаку…
Целый
