он, – я понял теперь, почему Бревнов бил тебя барабаном.
Потом снова посмотрел на Вальку.
Может быть, он что– то решал?
Может быть, он думал: будет ли плохой человек подниматься до зари, чтобы взглянуть, как барабанщики встречают солнце?
– Сандро, – позвал кто– то за спиной у Вальки. – Мы ведь правда отряд…
– Джаз-оркестр, а не отряд, – сказал Сандро. – Даже сомкнутым строем стоять не умеете.
Тогда все заговорили разом. Об одном и том же:
– Кому он нужен, этот сомкнутый строй!
– В нём локтями не двинешь!
– А ты сам-то его любил, когда был барабанщиком?
– Мы кто? Гвардейцы её величества? При этом неожиданном и непонятном споре они забыли о Вальке и кольцом обступили Сандро.
И вдруг замолчали. Разом. Словно встревоженные чем-то.
Валька услыхал в кустах пёструю разноголосицу птиц.
Барабанщики поворачивались к Вальке. Он стоял на том же месте, мокрый, исцарапанный, с раскисшими тапочками в опущенных руках. Капли падали с тапочек и оставляли на твёрдом песке следы, похожие на крошечные лунные кратеры.
– Однако… – проговорил Сандро.
Валька резко поднял голову. «Я пойду», – хотел сказать он.
Они стояли широким полукольцом – барабанщики-сигналисты, барабанщики отрядов, барабанщики знаменосной группы. Самый маленький, с эмалевой звёздочкой на рубашке, смотрел на Вальку широченными серыми глазами.
– Три человека пусть займутся костром, – сказал Сандро. И негромко спросил у Вальки: – Обещание знаешь?
Валька вздрогнул, вытянулся. Проглотил комок и кивнул.
В половине девятого лагерь выстроился на утреннюю линейку. Председатель совета дружины – неторопливый очкастый Серёга Лавров – остановился перед старшей вожатой.
– Отряды к подъёму флага готовы. Настроение бодрое, – сообщил он. – Происшествий нет. На рассвете сводный отряд барабанщиков принял в пионеры Вальку Бегунова. Рапорт сдан.
Вожатая смотрела на него удивлённо и вопросительно, готовясь что-то сказать. Но Лавров, невозмутимо блестя очками, уже опустил поднятую для салюта руку.
– Не Вальку, а Валю, – сказала вожатая. – Рапорт принят. Вольно.
Рассвет. Андрюшка
Валька проснулся от боли. Во сне он прижал щекой палец и стянул с него бинт.
Боль была не такая, как вчера. Она теперь не жгла, а словно разъедала. Валька осторожно коснулся пальца подбородком. Почувствовал влажный лоскуток лопнувшей кожи и поморщился. Он торопливо нащупал на подушке трубочку бинта и, чуть дыша, протолкнул в неё палец. Боль стала успокаиваться, но ещё давала себя знать мягкими затихающими толчками.
Валька передохнул и повернулся на спину.
Окна были тёмными. Сквозь просветы в ледяных узорах Валька видел звёзды. Каждая звезда висела в середине холодного туманного пятнышка.
«Часов семь, – подумал Валька, – или полвосьмого».
Он
