и терпим, что государю служим. Люди словно обезумели, бояться перестали. Нынче повсюду недовольство, не таясь ругают государя, проклинают полицию. А что вытворяет интеллигенция? Деньгами субсидируют социалистов. Вон, в газетах пронюхали, напечатали: сынок чайного короля Цетлина эсерам-террористам громадные тысячи передал. Я бы таких господ за шкирку и этапом в Сибирь, на вечное поселение.
– Не помешало бы! – поддакнул Зубатов. Он вкрадчиво запел: – Дорогой Евстратушка, сделай доброе дело, прими, как сына родного, одного человечка…
– Куда принять? – буркнул Медников. – К себе на службу?
Зубатов усмехнулся:
– Нет, он уже служит! Дай несколько уроков наружного наблюдения. Он должен освоить азы науки, которой ты, Евстратий Павлович, владеешь в совершенстве: умением распознать прослежку, избавиться от нее… Ты ведь у нас профессор наружной службы.
Медников, с начальством безропотный, вдруг заартачился:
– Сергей Васильевич, мне дыхнуть некогда, не то что кого учить. Я, пардон, в туалет бегом бегаю, обедать забываю – нету времени, а тут, видите ли, филерскую школу для одного неграмотного открыть должен. Могу посоветовать кого-нибудь из своих ребят, того же Волчка, он научит нашим премудростям.
Голос Зубатова вмиг переменился, обрел жесткие, начальнические нотки.
– Я не могу этого человека раскрывать перед рядовыми филерами. Два-три урока, и все! Он очень способный, все схватывает на лету. Дело требует этого. Как думаешь, кто отдал приказ этого ученичка направить именно к тебе? Тебе кланяется просьбой сам директор Департамента полиции…
– Лопухин? – изумился Медников. – А он не приказал мне жалованье увеличить?
– Я сам тебе за этот месяц премию выпишу…
Медников задумчиво протянул:
– Во-от оно что! Птица, поди, важная?
– Не обычный ученик! От твоей учебы зависит не только жизнь этого человека, но, быть может, государственное спокойствие. Ты, Евстратий, масштаб осознай. Его зовут Иван Николаевич.
– Хоть Иван Васильевич Грозный. – Медников с молодых лет взял себе за правило: начальству не перечить, от службы не бегать. – Пусть войдет!
Зубатов широко улыбнулся, с чувством пожал Медникову руку:
– Спасибо, Евстратушка! Вот за что тебя уважаю – за понимание государственных интересов. – Он поднял вверх палец. – Еще раз прошу, пожалуйста, ничему не удивляйся. Приказ начальства не подлежит обсуждению и удивлению. – Заливисто рассмеялся.
Гиппопотам с тростью
Не прошло и минуты, как дверь открылась. В кабинет вплыла фигура вида необычного. На вошедшем был дорогой костюм, в одной руке – небольшой кожаный портфель, в другой – трость с серебряным набалдашником в виде человеческого черепа. Темные маслины умных выпученных глаз настороженно глядели исподлобья.
Глава филеров, видавший виды, на сей раз испытал потрясение. Если бы в его кабинете застучал копытцами с хвостом и рогами, пахнущий серой нечистый,
