может случиться, а лифт не повредит.
Что в точности подтвердилось в самый короткий срок, и после ранения она стала шутить, что у него есть доступ к секретным данным и что в органах безопасности он принес бы куда больше пользы, чем в хай-теке.
Но его это никогда не смешило, и теперь, в три сорок ночи или чуть позже – она не решалась еще раз посмотреть на часы, – когда боль не давала заснуть снова, Ирис обнаружила, что минуту за минутой восстанавливает в памяти то утро, снова размышляя о невероятной комбинации времени и пространства, которая привела к страшной беде и одновременно к невероятному чуду.
Накануне Микки задержался на работе до ночи – она спала, когда он вернулся; а когда проснулась утром, он уже был одет и сказал, что спешит, потому что позвонили из офиса. В те годы он бывал дома гораздо меньше, чем сейчас, – при том что как раз тогда он был так нужен детям. Зато теперь, когда ничего уже не изменишь, он возвращается рано, часами играет в быстрые шахматы за компьютером, а потом со вздохом разваливается на диване перед телевизором. Но по утрам он и тогда всегда был рядом и помогал с детьми, вернее, с Омером, который ходил в первый класс и так, по его словам, там страдал, что его с трудом удавалось вытащить из дома. Он запирался в туалете, и не помогали ни посулы, ни комиксы, ни наклейки.
Как раз в то утро Омер был относительно бодр. Он неистово скакал на их двуспальной кровати, когда Микки уже был одет, а она едва проснулась. Стояло ясное летнее утро, и было даже немного прохладно, так что Микки надел старый тонкий джемпер – ужасный, на взгляд Ирис, но выбросить его он отказывался, – а Омер, не давая им расслышать друг друга, изо всех сил голосил, с восторгом переиначивая слова.
– Семилетние ребятки рисуют писями и каками! – вопил он, как всегда умудряясь всех взбесить.
– Уходишь? – удивилась она. – Никто еще не готов, еще нет семи.
А Омер закричал:
– Мне уже семь! Вы что, забыли, что мне уже семь лет?
И Микки сказал:
– Вызывают на работу. Сервер упал. Надо поднимать.
Она снова изумилась:
– В такое время?! – Как будто речь шла о середине ночи.
И он сказал:
– Омер, замолчи немедленно!
Как раз в этот момент мальчик скакал беззвучно, но при этих словах его молчание немедленно превратилось в истошный вопль, перешедший в вызывающую песню:
– Папа-пипи, папа-кака, говорит со мной, как бяка!
Это безобразие заставило ее вмешаться:
– Омер, хватит! Я тебе запрещаю так выражаться!
А Микки, человек настроения, уже начал расстегивать молнию ветровки:
– Ничего, я останусь и отвезу их, как всегда.
Их школа была по пути к его, а не к ее работе, да и вообще в то время она находилась в академическом отпуске, готовилась к защите магистерской степени и любила неторопливо принять
