style="font-size:15px;"> – Но тебе приходится, чтобы развозить пиццу. А я могу поспать, поэтому я не хочу пока уходить. А то еще заставят вставать и оденут в форму на другом месте, что я не люблю. Пиджак с галстуком натянут, а я люблю свободу. Что хочу, то и буду носить. Это, блин, мой выбор, и мне должно быть удобно.
– Я тебя прекрасно понимаю. Сам ношу то, в чем мне удобно. Не люблю, когда навязывают. Мы же не в армии или в тюрьме, где все одинаковые.
– Точно. Я вспомнил еще одну хохму на работе. У нас был замдиректора Сидор Дип, тот еще фрукт. Он любил закладывать за воротник и доводил до запоев, ходил обычно в темных очках с синяком под глазом. Прямо с утра начинал названивать, если нет тебя на месте. Любил, чтобы все приходили точно, и я отрубал телефон или не отвечал, когда он хотел, чтобы я с утра ездил в банк. Алкаш достал меня до такой степени, что я игнорирую его теперь, когда встречаю. Он потерял ключи от банковской ячейки и открывал ее отмычками. Его понизили, а потом уволили. Все только вздохнули от облегчения. Он всех достал.
– Хорошо, что этого хрена выгнали. Диктаторов никто не любит.
– Да, он корчил из себя начальника и много себе чего позволял. А другой кадр – Бабник Чип торчал у нас в подвале, где живут мастера. Монтер имел пять детей от пяти жен, платил алименты и выписывал себе премии большие.
Один раз он на месте высосал бутылку коньяка и хотел меня отправить куда-то. За ним пришла жена, и он материл ее, когда она хотела увести его. Это был тот еще концерт. В итоге, его с трудом увели, а потом уволили. Монтер перестал работать, как и зам, хотя работал неплохо. Монтер – сын декана РТ Коки.
– Жесть! Ну, веселые кадры у вас работали. Алкаши сейчас везде.
– Да, после ухода Бабника стало скучновато. Любители зеленого змия влипают в смешные случаи, а нам юмор ой как нужен. Иначе будем как в том доме, в основном корпусе, где все тухло. «Тот дом, как дурдом», – так говорит наш бухгалтер Клава. Теперь сын декана, который покурил кальяна, работает в том доме, просиживает штаны и торчит в подвале под присмотром отца. Как сказал Каторжник: «Бабник был ничтожеством, поэтому оставил неприятный осадок». А мы с ним дружили, курили в подвале. Я недавно проходил мимо редакции и хотел поговорить с редактором, очкастым ботаником Егором Чижиком, и секретаршей-лесбиянкой Дусей Пыжик-агрегат, но там все закупорено. Черт, приперло меня. Я сейчас вернусь.
Семен идет на балкон и писает в стакан. Выливает в окно и вздыхает, возвращается на место.
– Полегчало? А что ты хотел узнать? Почему статью не напечатали?
– Да, чуть не описался. Хотел лично побеседовать. Вопросы у меня к ним есть, но они меня игнорируют. Не хотят ничего менять в своей газетенке.
– А ты как думал? Неудивительно. Наверно, они там не бывают.
– Да, похоже на то. Это видно по качеству газеты, которую делают, чтобы отвалили. Ничего их не заботит. Это еще мягко сказано, дружище. А ты, я смотрю, Дениска, на навороченную технику подсел, как люди, бараны.
Накупили себе смартфонов и планшетов,
