в Средней Азии, иностранных дипломатов и путешественников. Первые две категории этих источников, на наш взгляд, следует использовать с определенной степенью критичности: представители бухарской или хивинской элиты, конечно же, считали, что Россия чрезмерно вмешивалась во внутренние дела их государств, тогда как русские чиновники, озвучивая в своих работах официальную позицию властей, напротив, склонны были утверждать, что такое вмешательство было минимальным[5].
В связи с этим свидетельства иностранных современников наиболее объективно отражают российское влияние на государственность и право Бухары. Во-первых, европейцы или американцы, лично побывавшие в Бухарском эмирате и Хивинском ханстве, неоднократно были вынуждены сталкиваться с проблемами правового характера и отмечали примеры российского влияния в конкретной ситуации. Во-вторых, многие путешественники являлись иностранными разведчиками, поэтому фиксировали именно реальное положение дел – в отличие от официальной российской или среднеазиатской документации. Исследователи истории Бухары и Хивы в период российского протектората уже давно высоко оценили свидетельства западных современников, однако как источник сведений о правовом развитии этих ханств под русским влиянием, они до сих пор не использовались. В начале XX в. были опубликованы записки, в частности, С. Грэхэма, У.Э. Кертиса, Г. Нормана, О. Олуфсена, У.Р. Рикмерса – все они содержат важные, хотя и лапидарные сведения о правовом развитии Бухары и Хивы под российским влиянием.
Еще одна группа источников – дневники и мемуары российских чиновников, имевших прямое отношение к формированию и правовому регулированию отношений Российской империи с протекторатами. Ценность их, по сравнению с официальной документацией, заключается в том, что при написании этих сочинений авторы уже не были связаны официальной позицией властей и, соответственно, могли излагать информацию и суждения более объективно. В качестве примера можно привести дневники и воспоминания военного министра Д.А. Милютина, записки первого русского политического агента в Бухаре Н.В. Чарыкова, дневник последнего туркестанского генерал-губернатора А.Н. Куропаткина, воспоминания туркестанского чиновника С.В. Чиркина, также одно время исполнявшего обязанности политического агента в Бухаре, и др.[6]
Наконец, небезынтересны и публикации в российской прессе второй половины XIX – начала XX в., отражающие как официальную, так и оппозиционную точку зрения относительно российских завоеваний в Средней Азии и дальнейшего выстраивания отношений с Бухарой и Хивой (см. подробнее: [Брежнева, 2011; Почекаев, 2014]). Огромная работа по сбору этой информации была проделана составителями «Туркестанского сборника» – уникальной подборки материалов о Туркестанском крае и соседних странах и регионах, публиковавшейся в прессе и в виде отдельных изданий. Он насчитывает 594 тома, изданных в 1867–1916 гг. (три последних были изданы в 1939 г.) и содержащих более 5 тыс. названий
Впрочем, нельзя однозначно обвинять российских авторов, отражающих ситуацию в современных им Бухаре или Хиве, в полной необъективности. Напротив, в то время их сведения оценивались весьма высоко. Так, например, книга вышеупомянутого Д.Н. Логофета «Страна бесправия» (в общем-то, имевшая научно-публицистический характер) привлекалась в качестве источника руководством российской имперской администрации в Туркестане для выработки плана дальнейших преобразований в Бухарском эмирате [ЦГА РУз, Ф. И-2, оп. 31, д. 251, л. 29 и след.].
Записки российских и западных современников, побывавших в Бухаре и Хиве в эпоху протектората, подробно проанализированы нами в рамках специального исследования [Почекаев, 2019, с. 232–269].
