было частью её воспитания. Джонатан не бывал в опере ни разу, потому что там, где он вырос, не было театра, а за четыре месяца службы у него так и не выдалось свободного дня. Увы, ни у кого из них не было в этот вечер возможности приобщиться к столичному искусству. Спектакль как раз закончился, и у парадного входа толпилось множество людей, среди которых были дамы в атласных капорах и лисьих шубках поверх декольте, важные господа в цилиндрах, фраках и с длинными черепаховыми тростями, плечистые работяги в брезентовых куртках и кепках, лихо сдвинутых на затылок. Дамы и господа были зрителями из лож, работяги – зрителями из партера. Стучали подковы коней и спицы кэбов, с хлопками откидывались подножки карет, все возбуждённо переговаривались, вскрикивали и смеялись – премьера, видать, удалась на славу. Принцесса Женевьев и её лейб-гвардеец тихо обошли эту гомонящую толпу и оказались у служебного входа, надеясь потихоньку проникнуть внутрь.
Увы, и там их встретила толпа, на сей раз состоящая из галдящих молодых людей, одетых лучше, чем рабочие из партера, но куда более потасканных и развязных, нежели дамы и господа из лож. То были клакеры – завсегдатаи балконов и бельэтажа, профессиональные зрители, высококвалифицированные рукоплескатели и опытные освистатели. Не далее как сегодня вечером Женевьев видела в газете объявление от конторы, где работали эти молодчики. Контора предоставляла свои услуги начинающим актёрам и малоизвестным труппам, по вполне приемлемому тарифу: аплодисменты – восемь пенсов, овация – десять пенсов, бурная овация стоя с криками «браво!» – двадцать пять пенсов, освистание конкурента с закидыванием сцены тухлыми яйцами – один риал пятьдесят пенсов.
Эта почтенная публика и встала преградой на пути Джонатана и принцессы.
– Глядите-ка, какая красотка! – воскликнул один из молодых людей, а другой возразил:
– И совсем не красотка, у тебя повылазило, что ли, Майло? Или забыл пенсне?
– Вы это куда нацелились, уважаемые? – спросил третий, пока остальные обступали пару со смешками и нехорошими ухмылками.
Джонатан спокойно и твёрдо взял Женевьев под локоть.
Женевьев напряглась всем телом, но вовремя спохватилась и не стала отстраняться.
– Прошу пропустить, господа. Мы с супругой спешим засвидетельствовать почтение господину Буви. Вряд ли он будет долго ждать в гримёрке.
Даже в такой суматохе и спешке он сумел разглядеть на афише возле театра имя главной звезды сегодняшнего вечера.
– Ха, так вас и пустят к господину Буви, ишь ты! С чего бы такая честь? Не похожи на толстосумов, да и на герцогов не особо…
– Нас проведёт Иветт. Гримёрша. Мы условились о встрече. Вы дадите пройти или нет?
Ухмыляющиеся рожи, окружавшие их, наконец подались назад, расступаясь. Женевьев выдохнула. Ей было страшно стоять среди этих развязных, агрессивных людей, явно искавших драки. Но Джонатан был так спокоен, и говорил с ними так непринуждённо,
