style="font-size:15px;"> Четыре года тому назад, в праздник святой Троицы, пишущий эти строки ехал по большой иконийской степи в сопровождении нескольких конных черкесов и туркменов, данных турецким правительством в качестве конвоя.
Было чудное праздничное утро. Безмолвно развертывалась передо мною необозримая степь, над которой только что взошло солнце. Первые его лучи золотили гигантскую вершину Карадага. Здесь не было ни души, не с кем было разделить праздничного настроения, но залитая солнцем степь, сверкающие вершины Тавра, Карадага и далекого Караджадага, казалось, славили Творца вместе со мною. Предвечный как бы шествовал во всей Своей славе по созданному Им голубому безоблачному небесному своду, и вся природа как будто взывала тысячью голосов: «Се день Господень!»
Время перед тем стояло дождливое, и так как воды плоскогорья не находили себе стока к югу благодаря Таврским горам, то озеро, лежащее неподалеку от Иконии, разлилось на целые мили и вся местность превратилась в болото. Мои проводники не могли из него выбраться и поэтому сильно отстали. Мне пришлось ехать в Иконию одному, руководствуясь только компасом и инстинктом моей лошади. Благодаря этой двойной помощи, мне удалось без труда напасть на надлежащий путь. Я ехал все время берегом озера, не встречая других живых существ, кроме аистов, летавших здесь целыми стаями.
В этой степи Павел и Варнава должны были чувствовать себя совсем иначе, чем на пути в Антиохию. Там была разнообразная, прекрасная горная местность, со снеговыми вершинами. Здесь – однообразная, безжизненная область, каких много в центре Азии. Летом – это пыльная пустыня, где царит невыносимая жара, зимой здесь целыми месяцами лежит глубокий снег; весной – это сплошь одно большое болото.
После полудня я различил вдали темное пятно, которое все росло. Это был цветущий иконийский оазис. Какое приятное зрелище после пустыни! Опять цветущие сады, свежие зеленые деревья, высокие стройные башни. Вскоре показались голубые фаянсовые купола мечети, и, наконец, я достиг базара, центра жизни малоазиатских городов. Взад и вперед с озабоченным видом сновали люди в живописных восточных костюмах. По обе стороны улицы в лавках сидели купцы с тюрбанами на головах, на коврах и диванах, курили кальян и нахваливали свой товар. В лавках было особенно много прекрасных ковров, вышитой упряжки, седел и дорогих тканей.
На базаре я услышал об одном христианском купце из Алеппо по имени Абдалла Туркмени. Я узнал его жилище по высеченному на пороге кресту и просил у него гостеприимства. Эти сирийские христиане приняли меня как нельзя лучше: скоро я почувствовал себя совсем как дома и радовался, что могу преклонить свою главу в том самом городе, куда и Павел с Варнавой приходили как чужестранцы, и где они так же, как и я, бывали радушно приняты и обласканы во многих домах, у очага которых они впоследствии зажгли священный пламень христианской веры.
После трехдневного путешествия изгнанные из Антиохии апостолы Павел
