живу на пособия от государства и за счет условного заработка мужа, много дохода, спускающего на себя. Не могу сказать, что нам с Марьяной на все хватает, но деваться некуда. Работать я не могу пойти, так как никто не будет сидеть с дочкой.
Да и жаловаться мне не приходится.
Предупредили меня покойные родители, как повернется судьба, а я не поверила им и сделала по-своему. Они как в воду глядели, а я сама выбрала в мужья Андрея.
Даже смешно вспоминать, что я когда-то считала важным критерием отбора средний достаток. Мне казалось, что мужчина не из богатых более искренний и честный. Лучше бы я продала себя кому-то, ради денег бы спала с кем-то, но Марьяна зато была бы обеспечена всем, чем вот так. Повестись на мнимую честность и красивые обещания и жёстко обломаться, попав в насильственную тюрьму на неопределенный срок. И мне не выбраться из домашнего ада в скором времени. Это тяжело принимать и еще более немыслимо пытаться жить с этим в цепях рабства под руководством мужа-садиста и под присмотром его матери-цербера.
В теории, я не совсем одинока в этом мире. У меня есть дальние родственники. Но на практике я не поддерживаю с ними общения, да и виделись мы в последний раз на похоронах родителей. Тетя и дядя, хоть и сказали, что будут помогать мне, все же живут на другом конце страны и не могут быть рядом, когда мне это необходимо. Мы с дочерью, по сути, чужие люди для них, как и они для нас. На их месте я бы тоже не позвала их к себе, поскольку мы так редко общались за все мои годы, что я совсем ничего не знаю об этих людях, и они мной тоже не интересовались. В моей семье в принципе было не принято столь тесное общение с родней, все в сборе виделись лишь на похоронах и ни разу на свадьбах друг друга. И я эти принципы не стала менять, когда выпал шанс.
А теперь, слепо понадеявшись на волка в овечьей шкуре, то есть мужа, и его мать-гадюку, я осталась без средств, без жилья, без родственников, с которыми мне запретили поддерживать связь по причинам, известным только матери Андрея, и без чувства собственного достоинства. Мне ненавистна эта горькая правда, что меня обманули и лишили всего. Что я вынуждена делить дом и постель с чудовищем, что я готовлю ему еду, стираю его чёртовы вещи и глажу их тщательно, чтобы не схлопотать. Мне крайне ненавистно лицо моего мужа, и я бы с радостью променяла эту жизнь на любую другую, но вдали от него.
Больше всего я боюсь даже не за себя, а за Марьяну, какой она вырастет в таких условиях, и самое ужасное, мысли о котором я не могу не допускать – это если когда-нибудь Андрей в очередном припадке удосужится поднять на нее руку. Я понимаю, что рано или поздно это произойдёт, потому что статистика подобных случаев в семьях, где главенствует тиран, всегда неизменна. Я бы убила Андрея заранее, попадись мне удачный случай, чтобы это провернуть. Ночами, когда он спит, я так мечтаю взять яд или что-нибудь тяжелое, или острое, и покончить со своими страданиями. Но я боюсь, что он проснется не вовремя, и тогда без сожаления убьет меня. Или яд на него не подействует.
А
