но мгновением позже побелел. Он осторожно попятился к двери и сгинул из корчмы. Вдовушка со смесью отчаяния и благодарности покосилась на темный провал дверей и прошествовала дальше.
Лето едва успело отсчитать третий день, яркий и звонкий, как новенькая монета. Госпожа Фирн сменила поношенное теплое платье на чуть более свежее легкое, украшенное почти целым кружевом по краю ворота и на рукавах. Она прогуливалась в этот день как-то особенно упрямо, с достойной королевского гвардейца старательностью вытаптывая пятачок у южного торгового пирса.
Кок любовно изучил тесак, который постоянно носил за поясом и применял равно успешно к капусте и пиратам. Изучив в полированном широком лезвии свое отражение, могучий кормилец экипажа оттолкнул миску, вздохнул, сунул тесак за пояс и веско вынес приговор корчме:
– Травят тут людишек. Юго, ну ты-то меня понимаешь…
– Понимаю и тоже не ем, – отозвался Юго и скорбно скривился: – Но я пью.
– Да-а, за капитана, – напомнил себе кок тем тоном, каким заботливые мамаши убеждают детей скушать еще ложечку подгоревшей сопливой каши.
Юго приподнял кружку, поддерживая тост, и решительно выхлебал содержимое. До этого он выпил порцию морошкового морса мелкими глоточками, что портило настроение куда сильнее. Юго мысленно пожурил своего капитана, вздумавшего с королевской щедростью и столь же титулованным упрямством угостить всю команду дорогущим нагрокским напитком. Даже пригласил особенного повара из дворца какого-то богатого таврского графа. Повар потел, косился на моряков, икал, если кок хотя бы трогал свой тесак, – и старательно выжимал сок, смешивал его с чем положено и украшал кружки, словно это были бокалы и кубки на приеме знатных тэльров. Бочонок свежей морошки стоил куда дороже рома иди джина, тем более в начале лета, и вдобавок ягода первосортная, доставленная с королевского склада, на дубовой бочке клеймо знаменитой нагрокской торговой династии – клыкастый кит, перекусывающий остров.
Графский повар вздохнул со стоном, дрожащей рукой потянулся к бокалу цветного стекла, без надежды на спасение глянул в проем двери. Впервые в жизни он готовил в корчме, на потребу морского сброда… И был потрясен до немоты. Не заказано ни капли пива, не выпито ни единой слезинки крепчайшего и добротнейшего джина. Хотя весь порт готов забыть вдовушку и с утра благоговеет перед суммой, затраченной капитаном на чудачества. Команда забавляется видом тщедушного дворцового повара и покорно хлебает морошковый сок. Моряки трезво, пусть несколько вымученно, улыбаются: юнге десять лет, он в первый раз в жизни допущен за стойку кабака. Чем его поить, как не соком? И как оставить на корабле, если у недоросля именины?
– …розовый жемчуг и в довесок сынуля посмуглее самого смуглого жителя юга Лозильо, – закончил очередной пересказ сплетни кабатчик, выныривая из низкой двери кухни и со стуком опуская на большой стол огромную сковороду. – Телятинка,
