знак.
«Дверь с лязгом закрылась. Колотовкин исподлобья смотрел на следователя. Петр Романович прошел к столу, бросил на него пачку дешевых сигарет, достал из кармана зажигалку.
– Закуривайте, Колотовкин, – сказал и сам засмолил сигарету.
Гриша не двинулся с места. Его дешевыми уловками не купишь!
– Ведь вот какая мелочь, – проговорил следователь, – сигареты! Ведь вред, чистый вред! Кашляю, в горле першит, одышка, а бросить не могу. Я тут у врача был, так он твердит, как заведенный: мол, завязывать надо с куревом… А как бросишь? Чем я табачок заменю? Водочкой? Так я не пью. Вот беда-то, хе-хе! Недаром говорят, что все относительно.
Лицо Гриши становилось все мрачнее, а следователь уже успел доказать, что он отличный физиономист.
– Переживаете? Думаете небось: с чего бы это Петр Романович на допрос вызвал? Не о вреде же никотина покалякать! И то правда: не затем я сюда пожаловал, а чтобы объясниться с вами, гражданин Колотовкин. Я так рассуждаю, что для нас откровенность теперь – самое лучшее. Прежде я больше провокациями увлекался, на характер ваш взрывной рассчитывая. Полагал, проговоритесь в запале, вот тогда я вас в угол и загоню! И дожму там. Да, заставил я вас настрадаться, а ведь я не изверг, нет, не изверг. И не хочу я вас более обманывать, поскольку испытываю к вам в некотором роде симпатию. Потому что понимаю, чем вы себя оправдывали, когда на преступление пошли. Спорили с собой, а все-таки пошли!
– Докажите, – буркнул Гриша.
– Докажу, конечно. – Следователь опустился на шаткий стул. – Это у меня раньше только подозрения были, а из подозрений, как из ста кроликов лошадь, доказательства не составишь. Мудрые все же люди эти англичане, образно сказали. Да не о них речь. О вас говорим, Григорий Колотовкин, о вас! У меня ведь теперь и улики есть. Какие? А метки на вдовушкиных вещах. Забыли спороть, а? А я их нашел, вещички-то! И свидетель есть, умненький мальчик Николенька, он хоть и не видел ничего толком, а фактики кое-какие сопоставил, а я их у него выведал. И еще кое-что на вас указывает… И пуще всего – дневник ваш. Его я тоже нашел, хотя вы его под половицей спрятали. С большим интересом ознакомился… Многое, как классик писал, «дым, туман, струна звенит в тумане», особенно там, где о страдании. Но многое говорит о вас, как о человеке искреннем, даже благородном. А преступление ваше – это вроде помрачения рассудка.
– Я не убивал, – упрямо наклонил голову Гриша.
Петр Романович даже на спинку стула откинулся, так он, казалось, был поражен словами подследственного.
– Побойтесь Бога, гражданин Колотовкин! – вскричал он, совсем некстати помянув Всевышнего. – А кто тогда? И не запирайтесь, вы убили, вы! Больше некому».
– Дивно! – восхитился Юра, прерывая чтение.
– Понравилось? – спросила Нина, выступая из своего закутка.
– Еще бы! Вот так, ничтоже сумняшеся, взять и перелицевать «…».
Глава 5
Самородок
– Понравилось? –
