опять в этот ритм вплеталась, начинала звенеть в мозгу песня о трубаче, который стоит между крепостных зубцов… Или на бруствере окопа…
Кинтель по дыханию деда чувствовал, что тот не спит. Может, думает опять: как там тетя Варя и ее отец? (Толич звонил в Омск с каждой пристани, где были междугородные автоматы.)
– Толич?
– Ну, чего тебе?
– Ты не переживай, все у них будет нормально.
– Я и не переживаю. Вчера Варя сказала, что дело на поправку пошло…
– Ну вот. А ты вздыхаешь. А я буду виноватый, что вместо тети Вари с тобой поехал…
– Не выдумывай. Дурень…
– Ага… Толич, а помнишь такое старое кино про гражданскую войну: там белые наступают на красных, а у тех все меньше и меньше людей. И оркестр играет марш, но в нем люди тоже гибнут один за другим. И вот уже только один трубач. И все равно играет, назло врагу…
– Да, это впечатляло… – сказал Толич. – Это «Мы из Кронштадта»…
– Хорошее кино, верно?
Рассказать напрямую про песню о трубаче Кинтель стеснялся. А дед ее не слышал, в салоне тогда его не было.
Виктор Анатольевич отозвался со скрытым несогласием в голосе:
– Ничего картина, в свое время пользовалась успехом… Но есть и другие фильмы о трубачах. Не хуже…
– Какие?
– Например, «Бег». По пьесе Булгакова. Читал у него что-нибудь?
– Знаешь ведь, что читал. «Мастера и Маргариту».
– А еще есть у него роман «Белая гвардия», и пьеса «Дни Турбиных», и пьеса «Бег». Там не раз повторяется эпизод, как русский полковник приказывает юнкерам разойтись по домам, не вступать в бой с петлюровцами, чтобы не гибнуть напрасно. А несколько офицеров решают застрелиться, и с ними юнкер-трубач, совсем мальчишка.
– Зачем застрелиться?!
– Ну… кодекс офицерской чести.
– А если они белые, то почему воевали с петлюровцами? Те ведь тоже… против красных.
– Ты, Данила, все еще мыслишь, как в школьном учебнике. На два цвета. А все было гораздо сложнее. И смелых людей хватало под всякими флагами…
– Да знаю я…
– И всем бы надо поставить памятники.
«Трубачу-то уж точно…» – подумал Кинтель. А дед гнул свою, видимо, давнюю мысль:
– Иначе что получается? Сегодня одним ставим памятники, другие сбрасываем… Завтра – наоборот…
– Как Павлика Морозова, – вспомнил Кинтель бронзового мальчика в одном из городских скверов. Тот с головы до ног был обляпан мутно-серой краской, а постамент измазан грязью.
– Вот именно! – повысил голос дед. – Задурили деревенскому мальчугану голову, поманили светом, которого он до той поры не видел, сами толкнули на смерть. А теперь кричат: «Предатель!» И забыли уже, как ему и братишке кухонным ножом распороли животы…
Кинтеля передернуло.
– А кино… – продолжал дед, – оно, конечно,
