слегка смутилась. Она отнюдь не поддерживала женщин, настолько зацикленных на сексе, что и голову с плеч долой не жалко. Женский мазохизм вызывал у истиной леди чувство глубокого отвращения, а формулировка «бьёт – значит любит», однажды услышанная из уст её закадычной подруги, разрушила их дружбу, как карточный домик. Если уж говорить честно, она вовсе не считала Машу Плотникову ни гордой, ни умной, ни сильной. Марго давно отвела ей постыдную роль дуры с гормональным расстройством, ради которого она могла даже запятнать великую женскую честь. Понятие для неё, Марго, непогрешимое, светлое и великое, причём не на словах, а на деле.
– Вы что-то примолкли…
Пауза оказалась слишком долгой.
– А… Нет, задумалась, извините!
Маргарита Терентьевна намеревалась промолчать, но характер взял своё.
– Мне не с руки защищать эту Машу – у меня к ней слишком много чисто женских претензий. Но в одном я с вами не согласна.
– Так-так…
Игорь Александрович опёрся руками о стол и приготовился слушать.
– Я очень уважаю ваш талант, но… Вы слишком жестоки!
– Ах, вот оно что! Я давно замечаю ваше недовольство, дорогая Марго. Но, увы, не вам тут решать. А впрочем, если что-то не устраивает – вы свободны. Вы знаете, чем для вас это закончится, так что смелее вперёд, раз, по вашему мнению, я настолько злой и жестокий. Или, может быть, мне надлежит освежить вашу память?
При этих словах Маргарита Терентьевна мгновенно поникла, сжалась. Руки у неё затряслись. Женщина направилась к своему столу, понуро склонив голову.
Босс не смотрел на неё. Его обуревали странные видения. Он чувствовал то, чего по определению чувствовать не мог. Ему было жаль секретаршу. Более того, ему было даже немного жаль Машу, которая хоть и была сама во всём виновата, но таких унижений от мужчины уж точно не заслуживала. Он метнул свою любимую кружку в огромное стекло окна. Та исчезла, не долетев до опасной грани.
– Ну, ты у нас, Машук, просто чемпионка! Семь лет в моногареме сумасшедшего падишаха. Как тебе это удалось?
– Понимаешь, Маринка, он, конечно, и сумасшедший, и падишах. Но есть один нюанс…
Маринка вспомнила их любимый, фантастически непристойный филологический анекдот про нюанс и звонко расхохоталась.
– Что, он и правда такой, как некоторые тут намекают?
– Такой, Мариночка, и ещё два раза такой, – вздохнула Маша.
– К кому теперь на семь лет в рабство сексуальное подашься?
– Подамся, только, пожалуй, не на семь лет, а пожизненно. Зато он меня на те же семь лет младше.
– Ой, Машка, ну ты даёшь! Колись, я его знаю?
Маргарита Терентьевна улыбнулась, просмотрев последние минуты психоэмоционального среза. Дата стояла вчерашняя. «Он ведь не мог забыть это здесь? – спросила она саму себя. – Значит, это специально, чтобы я видела. Что ж, пусть по-своему, но он попытался помочь». А может быть, ей просто было легче так думать.
А
