без родной половинки, хотя и понимают, что и он, и она не могут во всём принадлежать только себе, только своим мечтам, только своим желаниям. Большой мир людей, в котором всё сложнейшим образом переплетено самыми различными делами, обязанностями, заботами, ответственностью и даже случайностями, требует и от них каких-то, иногда очень болезненных жертв. И всё равно по-настоящему любящие супруги обязательно прорастают друг в друга! Становятся в чём-то даже внешне взаимно похожими!
Едва Степан повернул дверной ключ, как на него обрушилась бурная радость жены:
– Стёпушка! Какой же ты всё-таки молодец, что появился в эту минутку! А то уж я и не знала, как быть! Мне бы в поликлинику сбегать, пока ещё принимают… Ты же знаешь… А для тебя уже всё приготовлено. Ты ведь сможешь сам пообедать? И Серёженьку покорми, пожалуйста! Да спать уложи. А я постараюсь вернуться до твоего ухода. Хорошо? Ну, я побежала? Целую тебя!
Жена умчалась, а Степан сориентировался на кухне, умыл сына, основательно намочив ему рукава, и стал заботливо кормить. Завершить это дело удалось минут через двадцать, после чего Сережка принялся играть в кубики, а Степан лишь чуток ковырнул что-то вилкой в тарелке. Аппетит заглушало сильнейшее желание спать, которое от монотонности действий за столом ещё больше затупляло сознание. Но даже теперь, когда вроде бы всё уже сделано, но сын ещё не спит, свой сон был не во власти измученного Степана.
– Папа! А почему мой кран падает и падает?
– Возможно, и ему пора спать! Как и тебе! Пошли, сынок, приляжем? Я тебе спинку пощекочу.
– Нет! Я сплю с мамой! Ты не умеешь меня засыпать…
Вот те раз, подумал Степан. Довоевался, солдат! Он глядел на играющего сына, но глаза слезились, наполняясь липким туманом, и, как не крепился Степан, он всё же провалился в некое подобие сна. Мышцы расползлись как повидло, не в силах напрягаться, мозги, будто оплавились, отказываясь соображать. И Степан, наконец-то, сдался на милость ситуации, однако через минуту его руку интенсивно затеребил сын.
– Ты не спи, папка! Мне страшно так. Ты очень громко храпишь!
Степан встрепенулся, решительно сгреб наследника в охапку и перенёс его на диван.
– Давай-ка здесь полежим немного, маму подождём, – предложил он, едва выговаривая слова непослушным языком, клеящимся к нёбу. – Слушай сказку, сынок…
Но сказка продолжалась недолго: сознание Степана опять с тошнотворным головокружением куда-то провалилось. Неизвестно, сколько бы продолжался этот мучительный отдых, но сын повторно его нарушил:
– Папуля! Давай с тобой рисовать!
Степан, пробормотав что-то невнятное, предложил сыну начать самому и пообещал присоединиться позже, даже зажал в свой руке какой-то фломастер.
– Нарисуй, сынок, голубя. И нашу маму – с бо-о-ольши-и-ми крыльями! Пусть она скорее к нам прилетит…
Сын на некоторое
