Негева. Там мы пробыли около двух недель, которые каждому из нас показались длиннее двух лет. Запасы воды были ограничены, мыться запрещено. На курсах молодого бойца нас учили выживать в военно-полевых условиях, но там все это выглядело как тяжелая, но все-таки игра, упражнения, которые надо совершать в армии. Мыслей о войне вообще ни у кого из ребят моего поколения не было. А тут вдруг все настоящее – и траншеи в пустыне, и нехватка воды, и тревожное ожидание войны. Всего этого никто из моих сверстников даже представить себе не мог. При этом в Фаране мы ничего особенного не делали, не было почти никаких поручений, мне даже не приходилось выходить на связь со штабом, так как был приказ хранить эфирную тишину до появления позывных «красная простыня», которые должны были означать начало войны.
Питались мы боевыми пайками – их обычно раздают только во время военных действий. Один раз привезли фильм, а однажды приехал командующий израильского генштаба Ицхак Рабин. Тогда я впервые увидел человека, с которым впоследствии судьба свела меня очень тесно, хотя я никогда не был особо приближенным к его персоне. Но тогда, в Негеве, я и мои сослуживцы смотрели на него издалека как на недосягаемого героя – о том, чтобы приблизиться к начальнику Генштаба, мы даже мысли не допускали. Его приезд придал нам чувство уверенности, – авторитет его был огромен – и это было очень кстати, так как ожидание становилось невыносимым. Мы хотели, чтобы война уже началась. Я был одним из счастливых обладателей великой роскоши – транзистора – и мог слушать новости по радио. Руководство страны успокаивало граждан, но и это не всем помогало.
Раций было две: наша – солдат срочной службы, и еще одна у резервистов. Среди них был человек, который в какой-то момент впал в настоящую панику. Он говорил, что война – это гиблое дело, что египетский президент Насер не так прост и что мы не знаем, чем на самом деле обладают египтяне, что все это очень плохо кончится. И все это слушали мы – совсем молодые парни, очень уверенные в своей силе и в Армии Обороны Израиля. Да, мы знали, что несколько национальных парков в Израиле готовят для переоборудования в кладбища, но нас это не пугало. Конечно, в воздухе висела опасность и напряжение, но не более того. И тут он, со своими прогнозами. И вдруг, за несколько дней до начала войны, связистам сказали, что один из нас может съездить домой на выходные. После чего мы все – экипажи обеих машин, – не сговариваясь, в один голос заявили: «Пусть едет он», – имея в виду паниковавшего резервиста. Прошло много лет, и этот человек стал известным адвокатом и еще более известным активистом правого лагеря, ведущим политической телепередачи. Человек, который чуть не свел нас с ума разговорами о вреде и опасностях войны, который так ее не хотел, вот уже много лет всеми силами борется против мира. А мне до сих вспоминаются его «пророчества» того времени: «Насер нас всех здесь уложит».
В ночь перед войной кто-то сказал, что она начнется завтра в семь утра, и раздал нам зеленый лук. Последнее
