фигурка лежащей собачки-мопса. «Смотрите, какая работа – настоящий мейсенский фарфор середины XVIII века. Таких вещиц в мире почти не сохранилось. Устроители выставки «1910: 200 лет мейсенского фарфора» упросили меня предоставить ее для показа, уверяя, что это совершенно безопасно: центр Парижа, знаменитый дом на углу Итальянского бульвара и Шоссе-д’Антен, где некогда жили и композитор Россини, и писатель Дюма-сын. Публика, мол, повалит валом. Вот и повалила!..»
Леблан внимательно оглядел табакерку. Вещица прелестнейшая, сразу видно, образец настоящего искусства. Умели же старинные мастера делать шедевры, которые, между прочим, предназначались не для любования, а для обыденного пользования! Одно слово – ручная работа, не то что фабричные изделия, которыми полны магазины и лавчонки начала нынешнего ХХ века.
«Но зачем вы позвали меня, месье барон? – недоуменно осведомился он. – Я же писатель. Вам следовало бы обратиться в префектуру полиции!» Худощавый барон, фыркнув, выпрямился и стал, кажется, еще тоньше и выше ростом. «Конечно, устроители выставки позвали полицию! Пришли двое полицейских, оглядели разбитое стекло витрины и поинтересовались: что пропало? Когда узнали, что ничего, тут же ушли. Еще и ворчали, что по случаям мелкого хулиганства они дел не заводят».
«Но возможно, и вправду кто-то случайно разбил стекло», – протянул Леблан. «Нет, мой друг! Взгляните на золотое основание табакерки. Ее явно пытались открыть, и весьма грубо. Вот царапина!» – «Но зачем вообще ее открывать? Выходит, в ней что-то искали?» – «Вот в этом вы и должны помочь мне разобраться! – Барон в нетерпении стукнул тростью по полу. – Вы писатель, автор самых модных ныне детективных романов. Ваш герой Арсен Люпен – блестящий аристократ и удачливейший вор. У вас развитое воображение и дедуктивный строй ума. Вот и решите мою задачу – раскройте таинственное происшествие с табакеркой!»
Морис Леблан озабоченно заморгал: к чему клонит этот любитель антиквариата? Литература – одно, а реальные происшествия – совсем другое. Тем более какое-то странное дело о разбитой витрине. Конечно, Генрих Тиссен привык повелевать, ведь он любимый сын Августа Тиссена, которого ныне именуют не иначе как немецким «стальным королем». Такие уверены, что весь мир вертится вокруг них. Генрих даже аристократический титул себе приобрел – женился четыре года назад, в 1906-м, на венгерской баронессе Маргит Фрейен Борнемисса. А поскольку та была последней представительницей старинного рода, сам император Австро-Венгрии Франц-Иосиф в качестве приданого даровал титул ее мужу. Так что теперь он гордо именуется бароном Тиссен-Борнемисса.
Писатель гордо вскинул голову. В самом деле, он совершенно не обязан угождать прихотям новоявленного аристократа. Да и вообще, прошли те времена, когда он, голодный и нищий, готов был зарабатывать на хлеб любым путем. Трудился на фабрике в Руане, потом, перебравшись в Париж, строчил статейки в бульварные газетенки. Подвизался на театральных подмостках, пытался писать романы под «натурализм Золя», под «психологизм
