я, конечно, преувеличиваю, но мама вбила себе в голову, что если меня не кормить, то я вообще о еде забуду. Или стану питаться гамбургерами. Это утром, когда торопишься, калорийная еда в горло не полезет, и днем некогда рассиживаться, съесть что-то быстро, да и бежать обратно на работу. А вечером, считает мама, человек должен есть вкусную домашнюю пищу. Причем не спеша и не отвлекаясь. Тогда со здоровьем все будет в порядке.
Тут, кстати, замечу, что мама весит без малого девяносто килограммов, но ни капельки по этому поводу не расстраивается.
«Зато морщин не видно», – утверждает она.
И правда, у нее прекрасный цвет лица, и морщин почти нет, и волосы гораздо лучше, чем у меня.
В общем, вода закипела, и я бросила в нее пельмени. А сама тем временем пошла в прихожую, потому что забыла в сумке купленную по дороге сметану.
И тут в мою дверь снова постучали.
Ну, кого там еще черти принесли?
Вспомнив утреннюю историю с неизвестной девицей, я не открыла сразу дверь, а выглянула в глазок.
И что вы думаете?
Перед дверью стояла она, та самая девица, которая утром позаимствовала у меня вантуз, а потом пропала.
Конечно, дверной глазок ее здорово изменил, растянул рот, как у лягушки, и уменьшил глаза, но узнать можно. Девица вроде как улыбалась, а в руках у нее была большая, яркая коробка конфет.
Видимо, принесла ее в качестве извинения. Ну ладно, конфеты так конфеты…
Я открыла дверь. Вот сейчас и узнаю, из какой она квартиры. И если она не с нашей площадки, то как, черт возьми, она открывает ту, первую дверь?
Девица действительно улыбалась виноватой, извиняющейся улыбкой. И конфеты в руках – большая коробка с каким-то средневековым замком на крышке.
– Простите, что задержала, – проговорила она смущенно.
– Да ладно, ничего страшного…
– Вот, конфет коробку принесла… вроде хорошие… к чаю…
– Да не стоило… – я машинально отступила внутрь квартиры.
И остановилась, потому что заметила странную вещь – коробка-то у нее была, а как раз вантуза не было.
– Засор-то удалось прочистить? – спросила я.
– Да, все в порядке.
Я хотела спросить, где же тогда вантуз, но не успела.
Девица протянула мне коробку – и вдруг у нее в руке мелькнуло что-то небольшое, блестящее, и у меня в глазах потемнело, и больше я ничего не помню.
Я пришла в себя от холода, и еще от того, что кто-то сильно хлопал меня по щекам.
Открыв глаза, осознала, что холодно мне от того, что я лежу на полу перед открытой дверью, а надо мной склонился незнакомый молодой мужчина, и собирается снова ударить меня по щеке.
– Не надо… – пролепетала я, отстранившись. – Больно…
Говорить было трудно, такое чувство, что в горле поселился больной еж. Больной, потому что вкус
