style="font-size:15px;"> Я вздрогнул и оглянулся. Из-за кустов на меня смотрели глаза Юли. Я не сразу узнал её. Прошёл почти год, как мы не виделись. Юля жила в соседнем дворе с матерью. Она была на три года старше, очень красивая и очень свободная. Все ребята на нашей улице были тайно в неё влюблены. Не миновала эта участь и меня. Соседки сплетничали, прополаскивая в тазах белье у водопроводной колонки, что она «слишком распущенна я». Но какое нам было дело до женской болтовни? В самом деле, смеялась Юля очень громко, но при этом на щеках у неё появлялись удивительно симпатичные ямочки, а глаза всегда весело блестели. Она первая на нашей улице отрезала себе косы, первая надела туфли на высоких каблуках. Всегда могла постоять за себя, и справедливость была у неё на первом месте. Пару раз участвовала в мальчишеских разборках, защищая слабых. Говорили, что мать поколачивала дочь, пытаясь восполнить пробелы в воспитании. А ещё болтали, что всё это следствие «безотцовщины» и что Юля «плохо кончит».
Конечно же, у неё было много поклонников. Почти полгода на нашу улицу с обязательным букетом цветов приходил курсант из военного училища. А потом появился бородатый геолог, который бренчал на гитаре, пел песни собственного сочинения, читал стихи, мог часами рассказывать романтические истории. И Юля, бросив всё, уехала с ним…
…Она стояла передо мной, и блики от гирлянд из раскрашенных лампочек играли на её лице. Почти не изменилась. Только похудела немного. Губы ярко накрашены помадой, брови выщипаны дугой. А в глазах, всё таких же огромных и блестящих, словно поселилась грусть. Но она улыбалась.
– Я тебя сразу узнала. Ты, кажется… – и она назвала не моё имя. Но я не стал её поправлять. Какое дело уличной красавице до соседского пацана, который младше аж на целых три года!
Она вышла из-за кустов.
– Дай откусить! – полушутливо попросила она.
«Дай откусить» было своеобразным паролем того времени. Если кто-то, выйдя во двор с куском хлеба с маслом, да ещё присыпанным сахаром, не давал откусить, то его навсегда записывали в позорный стан жмотов и жадин-говядин.
– Конечно! – излишне торопливо произнёс я и протянул ей Витькин кусок мяса. Она присела рядом, и я почувствовал прикосновение её тела. Год назад венцом мечтаний и мальчишеских грёз было просто постоять с ней рядом.
Юля старалась есть неторопливо, но у неё это не получалось – была очень голодна. Чтобы не смущать её, я отвернулся.
– Какая вкуснятина! – говорила она, словно оправдываясь.
Я вспомнил о бутылке вина, принесённой нам Тасисом.
– Вот вино… Хочешь? – спросил я, наливая сухое вино в стакан.
– Ух ты! Да у тебя здесь настоящий ресторан! – засмеялась Юля, с удовольствием выпила и снова принялась за мясо. Мой надкушенный кусок оставался лежать на бумаге в траве. Доев, она, уже не спрашивая, налила себе вина. Выпила, а остатки вылила в стакан и протянула мне. Сделав глоток, я поставил стакан.
– Вот, если не брезгуешь, съешь и мой кусок…
