нет, все здоровы, так как по его команде никто на лечение не вышел.
– Ты что, Семёнов? Как никто не вышел? Почему не вышел?
Семёнов, продолжая улыбаться, пояснил:
– Так, товарищ лейтенант, мы ж их всю ночь «лечили» на дровах, как обычно, вот все и выздоровели, никаких жалоб на самочувствие.
– Что?! – глухим, помертвевшим голосом спросил Макушев. – Кто приказал? Кто приказал, я спрашиваю?
– Так, товарищ лейтенант… – улыбка начала сползать с лица Семёнова, – я ж это, как обычно, трудовое воспитание врагов народа, так сказать. Вы же раньше…
– Молчать! – заорал Макушев, багровея. – Семёнов, немедленно в бараки и всех, кто плохо себя чувствует, температурит, веди сюда, немедленно. Ты всё понял, Семёнов?
– Так точно! – Семёнов почти бегом направился в сторону бараков.
Стоявшие на крыльце поссовета Волохов и Мария что-то оживлённо обсуждали и ничего не поняли из разговора Макушева со своим подчинённым.
– Сейчас приведут заключённых. Машенька, посмотри, если у кого что серьёзно, ну там воспалительный процесс или ещё какая беда, скажешь мне потом. Им ничего говорить не нужно, просто осмотр, и всё. Договорились? – улыбнувшись, спросил Макушев.
– Есть! – улыбнувшись в ответ, ответила Мария. – Степан, только будь рядом, а то мне что-то страшновато, никогда заключённых не видела.
Семёнов, вернувшись к баракам, злой из-за того, что почему-то не угодил начальству, оторвался на своих подчинённых. Больше всех досталось Свистунову, попавшемуся на глаза первым. За неопрятный внешний вид, за нестроевой шаг, за упавшую поленницу дров и вообще за то, что он рыжий. После этого он отправил его найти Голышева и тех шестерых, которых вечером «лечили» первыми.
– Голышев их знает, наверное, выполняй!
– Голышев, давай своих вчерашних больных на выход! – заорал Свистунов, войдя в барак.
– Все здоровы, – ответил вставший ему навстречу Голышев.
– Твою мать! Там фельдшер ждёт, давай быстро, а то сейчас всех на мороз выгоню, – продолжал орать Свистунов.
– Лечение дело добровольное, передай большой спасиб начальнику за заботу! – с издёвкой раздалось из дальнего угла барака.
– Кто! Кто там пасть открыл? Забыли, где находитесь, вражины! Вы у меня сейчас поговорите! Вы у меня сейчас ссать кипятком будете! А ну, всем встать! В две шеренги стройся!
– Ладно, – вмешался Голышев, – мужики, может, правда фельдшер. Выходи, кто занемог.
Через несколько минут около десятка человек под конвоем увели. Голышеву, который помогал идти одному из сильно ослабших, пришлось идти вместе с ними.
«Вот она, свобода, – думалось Голышеву, – всего несколько шагов за колючую проволоку, и ты идёшь по заснеженной улочке мирно живущего посёлка. Вот идут женщины, наверное, спешат на работу, вон ребятишки гурьбой выкатились со двора и рассыпались по
