поп-культуры. В Академии были занятия по эспенскому, но Анден отучился только один семестр и бросил курс в пользу дополнительных занятий по Отражению. В то время он не считал, что эспенский может как-то пригодиться. Навыки в нефритовых дисциплинах были гораздо важнее, если он собирался стать Кулаком Равнинных.
На курсах оказалось пятьдесят студентов из разных частей света. В группе училось четверо тунцев и два шотарца, но единственный кеконец – Анден. Преподавала мужеподобная женщина с волосами пшеничного цвета. Когда Анден ответил на вопрос, откуда он, сначала она решила, что это Каллон, город в Степенланде. Студенты сидели за круглыми столами и пытались познакомиться. Анден решил быть вежливым, но он здесь не для того, чтобы заводить друзей. К тому же во время обеденного перерыва все быстро скучковались на почве национальности. Анден мог бы присоединиться к ту́нцам, но не стал, потому что инстинктивно не доверял им. Кеконцы всегда считали себя высшей нацией по сравнению с соседями.
Анден считал, что есть два способа действовать в такой ситуации: предаться отчаянию и провести весь год как во сне или стиснуть зубы и доказать, что он способен справиться с таким наказанием. Хотя начал он как наименее подготовленный студент, Анден решил трудиться усерднее остальных. Корпение над книгами никогда не было его сильной стороной, и Андена не удивило, что чтение и письмо по-эспенски давались ему с трудом, но разговорный язык он схватывал лучше. При любой возможности, сидя в столовой, на скамейках в городе или на автобусных остановках, он прислушивался к разговорам, иногда мысленно повторял слова и беззвучно проговаривал их одними губами. Он цеплялся за мысль, что чем быстрее окончит учебу, тем быстрее вернется домой.
В последующие месяцы, когда он не был на курсах или не занимался дома, Анден старался быть полезным хозяевам. Работая в мебельном магазине в Марении, он научился обращаться с инструментами и привык к тяжелому труду. Анден починил покосившуюся дверь, законопатил дыры в оконных рамах и сколотил из ненужных досок ящик для обуви. Он сопровождал Хианов в магазины и носил сумки.
– Это мы должны платить за то, что ты живешь с нами, – воскликнула госпожа Хиан. – У нас и раньше жили студенты, но им хотелось гулять, исследовать город и развлекаться. А ты столько работаешь!
Квартал напоминал лоскутное одеяло, в нем бок о бок находилось несколько этнических анклавов. Вокруг дома Хианов жили многочисленные кеконские семьи, но Анден мог перейти дорогу и очутиться в тунской зоне, где жители окликивали детей на своем гортанном наречии, а глаза слезились от дыма, поднимающегося от глиняных горшков на мини-жаровнях, стоящих перед каждым крыльцом. Дальше район Южный капкан простирался на запад до Лохвуда и на восток до Кинса, а населяли его эспенский рабочий класс и беднота.
Как-то раз Анден опоздал на автобус. По стандартам Порт-Масси это был теплый весенний день, и Анден решил дойти до Хианов пешком. Это заняло почти два часа, но он гордился, что сумел найти дорогу в чужом городе и лучше понять его планировку. По пути Андену захотелось пить, и он зашел
