стоящие в гостиной пробили одиннадцать, когда чета Рэндолов собралась осматривать брошенное колдуном помещение. Внутри башни было совсем темно, и Рэндол взял масляный фонарь, висевший на крюке возле парадного входа. Дубовая дверь башни была распахнута, за ней чернела узкая, круто загибающаяся лестница. Чтобы попасть в помещения первого этажа нужно было по винтовой лестнице подняться наверх, а затем уже спуститься в обширный зал, в стенах которого слабо светлели узкие бойницы. Когда-то такое устройство затрудняло штурмующим возможность взять башню. Но последние двести лет оно затрудняло владельцам замка возможность хоть как-то использовать обветшалую твердыню. До недавнего времени башня стояла пустой, а полгода назад в ней обосновался явившийся неведомо откуда колдун, тот самый, что, проклиная хозяев за негостеприимство, убрался восвояси час назад.
Рэндол с женой поднялись на второй этаж. Зал встретил их пыльной нежилой пустотой. Не было даже мебели, втащенной на верёвках через специально прорубленное широкое окно. На третьем и четвёртом этажах – те же пыль и запустение. Казалось, здесь вовек никто не жил. Лишь когда по трухлявой лесенке, где легче переломать ноги, чем просто спуститься, они проникли в цокольный этаж, перед ними открылось жилище чародея. Старая массивная мебель, рассохшаяся и неудобная, – маг специально просил такую, говоря, что не может работать среди комфорта; жёсткая постель с колючими шерстяными одеялами, а из редкостей, вытребованных у хозяев, – скелет виверны в углу и коллекция палаческого инструмента. Все остальные дары исчезли бесследно.
– Как он это сюда затащил? – шёпотом спросила леди Рэндол.
– Точно так же, как забрал с собой всё остальное. Магам доступно многое, в том числе и алчность.
На круглом столе, придавленная камнем, лежала бумага. Лорд подошёл, глянул на каллиграфически выписанные буквы.
– Что там? – спросила жена.
– Ерунда! – ответил Рэндол и, скомкав записку, бросил её на пол. – Как всегда наш гость злобствует.
Леди Рэндол подошла к одной из амбразур, приподнявшись на приступок, устроенный для лучников, выглянула наружу.
– Дым! – воскликнула она тревожно. – Вильгельм, в доме пожар!
Подбегать к бойнице и смотреть Рэндол не стал. Едва не сломав лестницу, он взлетел на второй этаж, в три оборота прокрутился во двор. В сгущающихся сумерках стлался тяжёлый жирный дым, выползавший из дверей. Разноголосый крик нёсся из здания. Слуг в замке было много, казалось, вопит самый дом. От конюшен бежали с вёдрами, кто-то вышиб окно на втором этаже, но вся эта деятельность казалась ничтожной на фоне разрастающегося пожара.
Рэндол метнулся к дверям, но там его встретил такой плотный дым, что стало ясно – добежать к боковому крылу не удастся.
Окошечко швейцарской осветилось отблесками огня: пожар, доселе обозначавший себя лишь дымом, вырвался на волю.
В дверь не войти, до окон не достать;
