своими познаниями в отечественной истории. Маша в другой раз, может быть, и порадовалась бы за своего ученика, да только теперь ей было не до того, она думала о грозящей разлуке с возлюбленным.
– Ах, Боже мой! Ну, так прежние все были немки! – продолжала упорствовать Евдокия Осиповна.
– Э, тут тонкости высокой политики, тут шире брать надо! Монархические браки – это одно, а интересы Отечества – совсем другое дело! – и Яков Михайлович изготовился прочитать несведущим дамам лекцию, так как частенько проводил время, погрузившись в газетные новости.
– Нет, нет, постой, ради бога! К чему сейчас это! – замахала на мужа руками супруга. – Миша, скажи толком, что за поход?
– Ну что вы, в самом деле, так все всполошились! Обычное дело, служба! В Балтийское море выйдем, Выборгский залив, Транзундский рейд, впрочем, вам это ни к чему. Да и ненадолго, месяц-другой. – Михаил пытался выглядеть бодрым, однако по всему было видно, что его самого гнетет предстоящая разлука. – Ведь что важно для человека, находящегося далеко от дома, среди холодных волн, – чтобы его любили и ждали. Ждали, несмотря ни на что. И тогда через эту любовь ему все будет нипочем!
– Я буду ждать тебя и любить! – прошептала Маша и, не стесняясь присутствующих, бросилась в объятия жениха.
– Вот вам и подарок к именинам! – расстроенно протянула Евдокия Осиповна.
– Как это некстати! – с досадой заметила Елизавета Дмитриевна, подразумевая и Мишину новость, и шкодливую кошку, которая, воспользовавшись всеобщим расстройством, все-таки взобралась к ней на колени и вцепилась когтями в складки платья.
Глава 4
Михаил Яковлевич уже почти три недели находился в море. В первые дни разлуки Маше казалось, что она умрет от тоски. Облегчение приносили лишь письма возлюбленного. Поначалу Колов писал часто, потом письма стали приходить все реже, а теперь уже неделя миновала, а все нет ничего. «Да и откуда им приходить, из пучины морской? Нептун, что ли, в роли почтальона выступит? – утешала себя девушка. – Покуда у берега стояли, вот и удавалось весточку передать, а теперь, видимо, в открытом море, разве что ветер принесет воздушный поцелуй!» Она уже не один раз перечитала каждое из писем, находя между строк все новые, не замеченные ею ранее, признаки любви. Жених не отличался многословием, чувства свои выражал скупо, точно отмеривал по капельке, но как она ценила эти строки, угадывая за ними движения губ, выражение глаз! В ответ она посылала целые оды, пылкие поэмы, не стесняясь своих чувств и не скупясь их изливать на возлюбленного.
И все же как тревожно, что нет никаких вестей. Это неприятное чувство поселилось где-то в желудке и подползало, как тошнота, всякий раз, когда Маша думала о Колове. А думала она о женихе почти постоянно, и неотступная тревога грызла ее изнутри. Маша зачастила в Никольский собор. Пылко молилась Николе Угоднику, покровителю плавающих и путешествующих, прося уберечь ее дорогого Мишеньку от всяческих напастей, ведь в море чего только не бывает. Ее молитва сливалась с молитвой священника,
