расскажешь нам, что тебе приснилось?
Печка не растерялась:
– Да вот приснилось, что покупаю хлеб – и никакой очереди!
…Грузовик резко затормозил и остановился. Печка очнулась от воспоминаний, услышала:
– Эй, девчата, вылезай! До элеватора доехали, дальше добирайтесь сами.
Они с Тоней спрыгнули на землю, огляделись. Печку поразили не только сплошные развалины, сколько тишина и безлюдье. И вдруг где-то далеко послышался не то свист, не то вой. Он стремительно приближался, нарастал. Девушки бросились в разные стороны, упали на землю. Иечка еще не знала о звуковом эффекте неразорвавшейся бомбы, когда кажется, что она летит только на тебя, именно на тебя, и нет сил вынести этот пожирающий вой, и нет места, где бы ты мог укрыться от него. Раздался оглушительный взрыв, земля загудела и содрогнулась. Не помня себя, Иечка вскочила на ноги и побежала. Потом вспомнила о Тоне, остановилась, огляделась – ее нигде не было. Вновь бросилась бежать – не разбирая дороги, не узнавая улиц и домов, в отчаянье и шоке, падая при звуке летящих бомб. Бомбежка ненадолго стихла. Иечка была, видимо, где-то в центральной части города. У одного из разбитых домов отвалилась стена, и в комнате хорошо было видно чудом сохранившееся пианино. Это была ее мечта. Мечта, украденная войной.
Обессиленная, она уже не могла бежать, а еле брела. И все-таки к ночи успела добраться до дома. Как ни странно, поселок был еще цел. Мать не надеялась, что Иечка сможет прибежать домой сквозь непрекращающуюся бомбежку и пожары. Но дочка вот она, жива! Радости не было предела. А Иечка не могла даже радоваться – впервые за последний месяц она провалилась в сон, позабыв о войне.
Как и тысячи российских подростков, чей нежный возраст по времени совпал с безумными планами одного германского шизофреника, повзрослела Иечка очень рано. Для шестнадцатилетней девочки больше подошла бы школьная парта, чем горячий цех металлургического завода. Но, увы, выбора не было – судьба отвела ей роль старшей дочери в большой семье. Осенью сорок первого началась ее трудовая биография. В огромный цех «Красного Октября», где плавили сталь, Иечку приняли периметристкой – она должна была замерять температуру в плавильных печах. Ватник и валенки не спасали от холода – цех-то открытый, а за воротами мороз. Рабочая смена, как у всех, по двенадцать часов, то есть весь день либо всю ночь. От яркого пламени болели глаза, хотелось спать, а к концу смены она спотыкалась от усталости. Но бросить работу Иечка не могла: ведь только она приносила в дом зарплату и только ей давали рабочую, самую высокую – на восемьсот граммов – хлебную карточку.
Поздними вечерами встречал и провожал Иечку на работу соседский парень Михаил. Разве могла она тогда знать, что пройдут годы, десятилетия, а он всю оставшуюся жизнь будет рядом с нею. Михаил был из того самого поколения первых фронтовиков, которые ушли на передовую с выпускного вечера.
Однажды в ночную
