со всем юмором, на который был способен. Не более того.
Позади была половина пути. Послевоенные годы открывали новые надежды на будущее. Леонид Игнатьевич не собирался покидать Саратов, где было столько сделано, открыто, написано. Это были трудные, но счастливые годы активнейшего труда большого ученого, влюбленного в свое дело. Он выделил типы травянистых многолетников по способам вегетативного размножения. Он участвовал в нескольких ботанических экспедициях по юго-востоку европейской части СССР. Позже в словаре «Русские ботаники» появилась запись: «Valeriana wolgensis» – валериана волжская, открытая им. Впервые в биологической науке появился так называемый траншейный метод исследования корневых систем травянистых растений, вошедший в мировую научную литературу как метод Уинвера-Казакевича – его стали применять одновременно Казакевич и американский ученый Уинвер.
Много лет занимался Леонид Игнатьевич вопросами интродукции полезных растений, организовал обмен семенами с ботаническими садами всего мира. В Саратове получила промышленное значение новая эфирно-масличная культура – кориандр посевной, в предвоенные годы площадь посева ее достигла восьми тысяч гектаров. Казакевич вывел новые сорта клещевины, кормового арбуза, африканского проса и сахарного сорго. В 1947 году была опубликована его работа «Сахарное сорго на юго-востоке». Разносторонность научных интересов Казакевича удивляла многих. Он настойчиво изучал проблемы засоренности полей и к концу сороковых годов считался общепризнанным авторитетом в этой области. С 1948 года начались системные испытания химических способов борьбы с сорняками. Позднее под руководством Казакевича изучалась действенность более двадцати типов гербицидов, к которым, кстати, он относился очень осторожно и всегда повторял: не погубите землю. Но это было уже в Сталинграде.
Заключительным аккордом саратовского периода жизни Леонида Игнатьевича стало представление его кандидатуры к званию члена-корреспондента АН СССР. Необходимые документы были уже подготовлены, но требовалось прохождение многих инстанций. Что-то не получалось, ответа все не было. «Неизлечимо» беспартийный и далекий от конъюнктурных соображений, Казакевич не понимал, что только авторитетных научных достижений, оказывается, было недостаточно для присвоения такого почетного звания. Может быть, сыграло роль и его прежнее близкое знакомство с опальным Вавиловым. Как знать. Только членом-корреспондентом академии наук Л. И. Казакевич так и не стал… Приближался 1950 год.
По соседству, в Сталинграде, зарождалась новая жизнь. Город трудно, но радостно поднимался из военной разрухи. Ему нужны были свои специалисты, и прежде всего – по сельскому хозяйству. Одним из первых открылся в послевоенном Сталинграде сельхозинститут. В числе других ученых сюда был направлен и Л. И. Казакевич. Он, конечно, никак не хотел оставлять начатые в Саратове дела. Но обстановка была такова, что личное желание просто не учитывалось.
