бы этого не видеть…
– Приехали, – наклонившись, сказал Никитин.
Следователь привычно поморщился – на этот раз оттого, что позволил себе задремать. Хотя в этом-то никакого криминала и не было.
Они сошли на Первомайской и задами вышли к панельной четырехэтажке. В подъезде было на удивление чисто, даже кошками не воняло. Поднимаясь по лестнице, они обозревали полустертую-полусмытую настенную роспись, автор которой явно переживал период полового созревания.
На четвертом этаже Кочергин шагнул к двери, с которой свисали лоскутья черного дерматина. Из прорех торчали клоки грязной ваты.
Открыли сразу. Женщина, прикрывающая худую морщинистую шею отворотами ситцевого халата, с недоумением смотрела на них.
– Здравствуйте, – сказал Кочергин, предъявляя удостоверение.
Недоумение в глазах женщины сменил страх. Она попыталась что-то сказать, но не смогла, только глухой клекот вырвался из горла.
– Позвольте, мы войдем.
В комнате, обставленной бедно, но содержащейся в образцовом порядке – ни пылинки, ни соринки, женщина прошептала:
– Слушаю вас.
– Вы, наверное, мать Алексея Виноградова?
– Что… что с Алешей?
Женщина подалась вперед, отпустила отвороты, и халатик распахнулся, выставив напоказ ключицы, обтянутые пергаментной кожей.
– Простите, как вас зовут?
– Ольга Тимофеевна.
– Успокойтесь, Ольга Тимофеевна. Не надо волноваться, – сказал Кочергин, заботясь о том, чтобы голос его звучал убедительно и твердо.
– С ним ничего не случилось?
– Насколько нам известно, нет.
– Господи, слава тебе! – перекрестилась женщина на образок в углу. – Довольно мальчику бед.
– А почему вы подумали, что с ним что-то случилось?
– Но вы же… оттуда. Вы с добром не ходите.
Следователь покачал головой, но был вынужден согласиться:
– Обычно не ходим. Но вас и без того что-то тревожит. Я прав, Ольга Тимофеевна?
– Как же мне не тревожиться? Вспыльчивый он, а ну как не совладает с собой? И что, опять тюрьма? Не хочу! Боюсь!
– Когда он освободился?
– В июне.
– За что срок отбывал?
– Вы не знаете? Тогда зачем пришли? Что у вас к нему? Дело какое?
– Дело, – кивнул Кочергин. – Ваш сын был десантником.
– Вспомнили… Да, был. Сначала под Воронежем служил, я к нему туда ездила, когда он присягу принимал. Потом их в Чечню послали. Ввыжил, вернулся.
– Для вас тот день, наверное, праздником был?
– Конечно! Я ночи не спала, глаза проплакала, писем ждала как манны небесной.
– Значит, помните тот день?
– Как
