«Ваша мать умерла,Выдержать голод она не смогла.
Ещё до войны больною была.
Пусть же ей будет пухом земля».
Я плакала долго, долго скучала.
Ходила повсюду, работу искала.
По объявлению в ломбард поступила.
Теперь каждый день на работу спешила.
Вечером страшно в квартире пустой.
Шёл ещё только сорок второй.
Иногда с оборонных сестра приходила.
Ей говорю: «Перебраться решила».
Тётка в квартире своей прописала.
Вещи в руках я перетаскала.
Когда ж по асфальту машину катили,
Артиллерийский обстрел объявили.
Замерло всё: машины и люди.
Долго стучать метроном ещё будет.
Слышно: со свистом снаряд пролетит.
Среди тротуара машина стоит.
Потом уж, когда отбой объявили,
Дальше машину мы покатили.
Там две соседки ещё проживали.
Все в одной комнате мы зимовали.
Ох и тяжёлой была та зима.
От голода грызла подушки, рвала.
Но нет ужасней, не бывает больней,
Чем видеть больных и голодных детей.
Мальчик двухлетний, соседкин сынок,
От голодухи совсем изнемог.
Когда же из хряпы я суп приносила,
Мать ему больше оставить просила.
Ел жадно и быстро, косился на мать,
Чтобы успеть у матери взять.
Он так ещё мал был и стар был лицом.
И не знаком с героем отцом!
Его не отец, а страх, голод растили.
В нём чувства ещё первобытными были.
Проклятый фашизм, разве можно забыть?!
Жизнь человека во что превратить!
А мальчики те, что в хлебных стояли
И слабо прикрытый довесок хватали?
В рот запихнут и жуют, и жуют.
И пусть их голодные люди убьют.
Им всё равно, не до обид.
А взрослые злятся, а сердце болит.
Каждый своих голодных имеет.
Да и от голода чувства тупеют.
Таков был внешний вид Ленинграда,
Когда город любимый сдавила блокада.
Но эти голодные люди трудились.
Их головы перед врагом не склонились.
На заготовки в лес и я направлялась,
Хотя на ногах уж неважно держалась.
Ночью, тихонько, нас в катер грузили,
По Ладоге группами перевозили.
На той стороне нас машины встречали
И прямо на пасеку нас отправляли.
Первое время со страхом смотрела.
Сил не хватало, пилить не умела.
Старалась отчаянно, отчаянно билась,
Но мастером леса я не родилась.
К тому ж постоянно голодной была.
Порядком меня измотала война.
Девчата со мною пилить не хотели
И как-то со злостью даже глядели.
Ужасно страдала от этого я,
Но сделать с собой ничего не могла.
А время прошло, и я научилась.
Мне легче не стало, но я страшно
крепилась.
Я пробыла года там полтора.
Работала
