стремясь к максимальной доказательности, но не боясь высказывать личное мнение («от первого лица»), что казалось отступлением от академической строгости в сторону «литературы». Думаю, можно считать несомненным и влияние на его метод и со стороны «творческой критики» самого Блока.
Полагая творчество художника неотделимым от его мировоззрения, Долгополов разбирал не только сами произведения, но и другие высказывания и тексты автора, относящиеся к тому же времени и/или к той же проблематике. Уже в отклике на его первую статью о «Двенадцати» Л. И. Тимофеев упрекнул автора в том, что он делает выводы, основываясь не на «реальном художественном целом» (тексте поэмы), а на «внеположном ему материале», включая «субъективные оценки самого автора»28. Долгополов ответил: «Не получится ли как раз наоборот: освобождая себя от необходимости учитывать пояснения и выраженные в непосредственной форме взгляды и оценки Блока (независимо от того, “cубъективны” они или “объективны”) и оставшись, таким образом, один на один с поэмой, произведением многослойным, не превратится ли исследователь именно в этом случае в хироманта, гадающего о том, что мог бы значить здесь тот или иной образ, та или иная реплика?»29.
Получив книгу, Лихачев писал автору 10 марта 1978 г.: «Прекрасно! Это лучшая книга о Блоке, которую я читал. “Путь” Максимова30 очень интересен, но цельного обзора, глубокого и одновременно популярного, книга Дмитрия Евгеньевича не дает. И тени нет в книге приспособленчества. Тень впрочем неизбежна в последней главе, но… Вы не Орлов». Долгополов поначалу уклонился от «политически неудобного» разговора о Блоке после «Двенадцати», однако во втором и третьем изданиях дополнил книгу главой «Блок в последние годы жизни», где написал и о тяжелых условиях жизни, и о последнем этапе семейной драмы, и о непонимании им нового поколения поэтов. Сказать об «отсутствии воздуха», тем более в юбилейный год, автору бы не позволили, но в третьем издании он завершил главу именно этими знаменитыми блоковскими словами.
Столетие Блока в 1980 г. отмечалось в СССР с таким размахом, что работы хватило многим исследователям и интерпретаторам поэта, а не только маститым или правоверным. «Вы создали настоящее блоковское ощущение. Это очень важно, – говорил Долгополов В. Э. Рецептеру, поставившему “Розу и крест” на Малой сцене БДТ. – Особенно в этот юбилей, когда его вытащили на улицу и стали таскать, как тряпку. Он не был народным поэтом. А Владимир Николаевич Орлов потащил его на улицу!»31. Сам Долгополов к юбилею выпустил: 1) дополненное издание книги о Блоке с новыми главами «Эстетика Блока» и «Блок в последние годы жизни» и с переделанной главой о «Двенадцати» (работа над ней продолжалась и в третьем издании); 2) брошюру «В огне и холоде тревог…» – этюд о творчестве Блока, выходящий далеко за рамки жанра «в помощь лектору» общества «Знание»32; 3) сборник «Александр Блок. Об искусстве» с предисловием «Искусство
Тимофеев Л. Поэмы Блока «Двенадцать» и ее толкователи // Вопросы литературы. 1960. № 7. С. 126.
Долгополов Л. Поэма Александра Блока «Двенадцать». Л., 1979. С. 8.
Книга Д. Е. Максимова «Поэзия и проза Ал. Блока» (1975), открывающаяся большой статьей «Идея пути в поэтическом сознании Ал. Блока».
Рецептер В. Жизнь и приключения артистов БДТ. М., 2005. С. 405.
Сокращенный вариант работы вошел в качестве послесловия в сборник «Стихотворения и поэмы» Блока (сост. Л. А. Карпова), выпущенный издательством ЛГУ в 1981 г.
