.
Он стоял на гребне хребта, тянущегося вдоль всего острова, и ждал захода солнца. Океан темнел. Навстречу ему, вверх по наветренному склону, ползли тени. Трупы, пронзенные стволами обсидиановых деревьев, погружались во мрак. Вонь разлагающейся плоти слабела по мере того, как отступала дневная жара. Как будто ничего и не случилось. Никаких ужасов, которые все время приходилось переживать заново, никаких ночных кошмаров...
Он мог бы в это поверить, если б не вопли, раздававшиеся в его сознании. Они метались в пространстве между тем, кем он был, и тем, чем становился.
Здесь и сейчас он находился в мире, где садилось солнце, а прохладный вечерний бриз трепал заросли зубчатой осоки, растущей среди дюн. Тишину нарушали лишь неторопливый плеск набегающих на песок волн да отдаленные голоса и натянутый смех высадившихся на берег людей.
И в то же время он находился в мире, где хриплые вопли мертвых по-прежнему вырывались из окровавленных глоток. Еще вчера здесь росли деревья Темной Владычицы, питавшиеся всеми, кого могли найти. Ее лес разрастался все шире.
На кончиках пальцев вспыхнуло морозное сияние. Он не шелохнулся, но огонь сам собой перекинулся на сталь и дерево мушкета, охватив их ледяным черным пламенем. Он поднес руку к лицу, загипнотизированный зрелищем. Сила и проклятие. Союз кровной клятвы железных эльфов и Ее магии.
Пламя ползло все выше. Он пошатнулся. Вот и плата за могущество. С каждым разом, когда он взывал к новообретенной силе, пропасть, разделявшая половинки его существа, увеличивалась. Ветви леса Темной Владычицы, распростертые перед мысленным взором, делались все ближе. Он понимал – дальше так продолжаться не может.
Последние лучи солнца утонули в море. Темные фигуры поднимались из разросшихся теней, окружая его.
Мертвые руки тянулись к нему. Он узнавал павших, и они не пугали его.
Одноглазый Мерри, убитый собачьими пауками.
Алик и Бууко, погибшие от лап рекк и стрел темных эльфов, слуг Темной Владычицы.
Старший полковой сержант Лориан верхом на коне Цвиндарре. Оба пали в битве при Луугут-Йоре.
И другие. Так много других...
«Иди к нам!»
Он взвел курок. Мушкет был заряжен заблаговременно. Он развернул оружие, уперев ствол точно в сердце.
Морозное пламя нетерпеливо плясало по металлу.
Нажать на спуск – и все будет кончено. Но что именно будет кончено и что начнется тогда?
«Иди к нам!»
Ему хотелось верить, что вся эта боль, все страхи, вся ужасающая ярость, кошмары, преследующие его во сне... – все канет в холодную пропасть. Тени погибших звали и манили, но в голосах их звучала такая мука, о какой он мог только догадываться. Неужели она окажется хуже того, с чем приходится жить ему?
Всего один, последний поступок в жизни, и он все узнает сам.
Палец напрягся, готовый нажать...
– Ах вон ты где! – Сержант Йимт Аркгорн трусцой поднимался по склону. Голос гнома сотряс прохладный ночной воздух не хуже пушечного выстрела. – Я-то думал, на этом куске скалы потеряться негде, но тебе это почти удалось. И чего ты тут позабыл, среди этих бедолаг! – Он кивком указал на почерневшие стволы и трупы.
Если коротышка и видел обступавшие его тени, то не обмолвился о них ни словом.
Рядовой Элвин Ренвар опустил мушкет. Ледяное пламя на миг взметнулось черными языками, опало и исчезло. Он медленно повернулся к гному.
– Пять островов подряд! – Йимт, отдуваясь, остановился рядом на гребне и закинул за плечо «костолом».
Двуствольное оружие повисло наискосок поперек его широкой спины. Гном предложил Элвину снятую с пояса деревянную флягу. Юноша лишь покачал головой.
– Ну как хочешь, но имей в виду, оно для глаз полезное! – пожал плечами коротышка, недвусмысленно намекая на очки рядового Ренвара.
Запрокинув голову, Йимт залпом влил в себя несколько глотков. Судя по распространившемуся вокруг запаху, содержимое фляги составляла отнюдь не вода и даже не чай. Сержант Аркгорн утер губы рукавом, затем с привычной сноровкой запихал за щеку комок крута, вещества минерального происхождения, которое он жевал не переставая.
– Пять островов подряд, и везде одно и то же: тьма и трупы! Нет, я понимаю, надо выкорчевать эти гнусные деревья, пока они не прижились окончательно, но почему всегда мы? Знаешь, что я тебе скажу, Элли? Если эта зараза, его высочество, отправит нас еще на одну песчинку посередь океана, я, пожалуй, рискну казнью через повешение и пну-таки этого ублюдка туда, где сходятся его верхняя и нижняя половины. Хорошо пну, от души.
«Улыбнуться, – подумал Элвин. – Надо улыбнуться, я знаю».
