по закону, – жизнерадостно сообщил ребятам историк, Дмитрий Степанович. – От двух до пяти двоек! С конфискацией!
Мальчишки бросились к своим местам. Юрка поспешно сунул рассыпавшуюся колоду в карман. Вот теперь – самое время заняться подменой. Гадают только на новых колодах, которыми еще никто не играл. Побывавшие в игре карты теряют свою магическую силу.
– Емцов! Не садись! – Дмитрий Степанович резко распахнул журнал. – Ты, кажется, собирался мне сегодня отвечать?
И Митька остался у доски. И получил свою законную двойку. Впервые в жизни Юрка услышал, как бьется его сердце. Сильно. Быстро. Как будто выскочить хочет из груди. От двух до пяти. Мать его дома убьет! И без происков Андалузии будет понятно, что в будущем ему светит быть только дворником. О чем и твердит ему постоянно отец.
Урок истории закончился полным разгромом поляков. Теперь и Митька смотрел в окно.
Девчонки презрительно фыркали, словно предчувствуя что-то нехорошее. Аня колоду из рюкзака не доставала. Все перемены фанатки гадалки вились вокруг нее возбужденным пчелиным роем. Щебетали о своем, недовольно косились на Муранова. Влад сидел один, изучая пейзаж перед школой. Губы поджал, демонстрируя свое полное и окончательное онемение. Не посвященные в священнодействие мальчишки ждали развития событий: предсказаний или каких-то других чудес. Но Андалузия не спешила с прогнозами. И только белый лист бумаги, лежавший на ее парте, резал всем глаза.
Что-то будет. Что-то должно произойти!
– Держи! Поменяешь эту колоду на ту, что у нее. – Юрка все еще верил, что Муранов их не подведет.
– Она уже все знает, – одними губами произнес Влад – ему теперь везде чудились враги, подслушивающие каждое его слово.
– Почему ты ее так боишься? – презрительно скривился пристроившийся к ним Митька – после двойки ему был сам черт не брат. – Хочешь, я с ней заговорю, и ничего мне за это не будет?
Муранов покачал головой – он ни во что не верил и ничего не хотел.
Митька демонстративно сел на парту и уставился на шушукавшихся девчонок.
– Чего уставился? – Пустячная посмотрела исподлобья, недовольно насупив брови.
Она была невысокой, с длинными темными, всегда распущенными, сильно вьющимися, взлохмаченными волосами. Из-за плохого зрения она часто щурилась, что порою выглядело довольно-таки воинственно. Вот и сейчас ее лицо изображало крайнюю степень презрения – мол, вчера вы, парни, получили, и сегодня получите!
– Да вот, гляжу, какие вы тут все крейзи!
В наступившей тишине очень звонко затрещали лампы дневного освещения.
– А вы что думали? – понесся вперед Митька. – Будете на нас всяких привидений насылать, а мы и стерпим? Завели себе персональную колдунью – и жируете!
– Замолчи! – тонко вскрикнула Васька.
– Сам ты псих! – обиделась Лерка.
– И никакое это не привидение. – Аня смотрела Емцову не в лицо, а куда-то
