мулатку-мороженщицу с пятнами депигментации на голых руках, шествуем мимо оплетенных ржавым кружевом опереточных балконов, на которых пожухлые матроны пьют кофе после сиесты; перешагиваем через переломанные ребра рельсов, которые кое-где еще видны из-под асфальта (до революции в Сантьяго ходили трамваи!) – наш путь лежит в русский книжный магазин, который, если уж говорить о доме, и стал моим настоящим Домом в этом коммунальном раю.
Когда я, привлеченная витриной, разрисованной, как гастроном в нашем райцентре перед Рождеством (снежная баба с носом-морковкой, обязательный зайчик), впервые вошла сюда, кровь бросилась мне в лицо, на глазах выступили слезы (что-то такое сделала эта дьявольская жара с моей и без того лабильной вегетатикой) – и было от чего: на полках стояли книги, да какие! Нежили зрачок изумрудная обложка Кристы Вольф и графитовая – Кафки; густой ультрамарин Цвейга плавно перетекал в сдержанный небесно-фиолетовый Пруста. В конце восьмидесятых купить такие книги в Беларуси было невозможно. Молодая женщина с круглым славянского типа лицом и русыми волосами до плеч, безошибочно угадав во мне соотечественницу, приветливо пригласила: “Заходьте, пажалста!” Неужели родная «трасянка»? Как она оскорбляла мой слух дома! А тут я готова была броситься на шею Лидии Руцевич, сеньоре-«администрадоре» этой суверенной Касталии в державе перманентно возбужденной плоти.
Лида оказалась родом из Могилева. Муж, высокопоставленный кубинский партийный функционер, привез ее в Сантьяго восемь лет назад. Работа, которую ей передала, переезжая в Гавану, такая же, как мы, совкубинка белорусского происхождения, оказалась просто фантастически выгодной. Стоит повторить: хорошая книга у нас на родине оставалась дефицитом. Издания Бродского и Мандельштама, по которым тосковал изголодавшийся читатель на просторах доживающего последние дни СССР, лежали тут, на полках затерянной между Парке-де-Сеспедес и площадью Долорес торговой точки почти свободно (почти – потому что «вершки» Лидка таки припрятывала и реализовывала по своим каналам), и купить их можно было за смехотворную цену, только, разумеется, не за рубли, а за песо, поскольку предназначалась вся эта роскошь «для укрепления дружбы с братским кубинским народом». Впрочем, «братья-кубинцы» заглядывали сюда разве что по ошибке (рядом находилась табачная лавка). Зато Лидка с ее точкой была хорошо известна среди советских специалистов, работающих на Кубе, и моряков с торговых судов. «Что привезли, мальчики? Гречка, тушенка есть? Могу предложить альбом эротического массажа, пятитомник Алданова, справочник рыболова – кому чего?» – плыла она навстречу своим покупателям, зазывно покачивая бедрами, звеня серьгами-ракушками.
В книжном магазине я познакомилась с Ольгой: подумать только – вырасти в одном белорусском городе и встретиться здесь, где двадцать девять томов супердефицитной медицинской энциклопедии предлагают двадцать девять тысяч причин жить в сплошном кошмаре (если, разумеется, их прочитать) и своими
