от куста к кусту, от сладкой ягоды к той, что еще слаще.
В одной из прогалин наткнулся Хурдин на велосипед с тележкою. Это был велосипед мальчика. Хурдин огляделся, прислушался и пошел на звук.
Мальчик косил. Полоска, что лежала меж придорожными березами и смородиной, заросла травой. Косилось нелегко. Тяжеловата была косенка, хоть и малая, и вязовое косье не охватывала рука. И потому мальчик тянул косу резко, ударом, так что качалась голова на темном стебельке шеи. Трава была жилистой – перестой.
Хурдин решил помочь. Он подошел сзади и сказал:
– Здравствуй, работник. Как дела?
Мальчик обернулся, и в темных глазах мелькнул испуг.
– Да ничего… – ответил он, опуская взгляд.
– Для коровы?
– Козам, – ответил мальчик.
– Мать велела тебе косить?
– Чего велеть, я и сам неглупой, – ответил мальчик сдержанно, но с досадою.
Хурдин это понял.
– А я и забыл, когда косил, – сказал он. – Давно-о… Не дашь попробовать? Любопытно: забыл или нет?
– Попробуйте, – ответил мальчик.
Опустившись на колено, он подправил косу бруском и подал ее Хурдину, добавив:
– Она вам не с руки.
Конечно, косье было коротко, и Хурдину пришлось чуть не к земле присесть. Мальчик не выдержал, прыснул в кулак и отвернулся.
Хурдин маханул косенкой высоко, по маковке. Второй замах взял ниже и вонзил носок в землю. Вытянул его, очистил и снова косу поднял. Но ничего не получилось. Одно дело – забыл, другое – косенка игрушечная. В две минуты упарившись, Хурдин сдался.
– Нет, – сказал он. – Не могу.
Честное признание смягчило мальчика.
– Конечно… привычку надо. Надо держать ее вот так. – Он косу взял и махнул ею, подправил испорченное. И после двух-трех взмахов его ровная кошенина осталась да валок травы.
– А много у тебя коз?
– Три.
– Ну и накосишь?
– Накошу помаленьку. Кто за мной гонит? Мамка вот придет, с Ленкой будет сидеть, так запросто.
Мальчик махнул рукой. А рука была детская, хоть и темная, но еще с детской нежной кожею. Стертые и засохшие волдыри мозолей светлели на ней. Хурдин стоял и глядел, а мальчик на него. Но пора было уходить, не мешаться. И Хурдин ушел.
Ягоды его больше не занимали. Он шел, порою оглядывался, и за кустами смородины, а потом за березовой зеленью виделся ему мальчик, мужичок с ноготок.
Хорошо было сидеть возле кухни, под грушею. Зыбилось по земле пестрое рядно теней и солнечных пятен. Белые капустницы в палисаднике присаживались и вновь устремлялись в ныряющий полет. Большая стрекоза, скрежетнув жесткими крыльями, села на высокую былку и замерла, сияя под солнцем переливами золотого, зеленого и алого цвета. Молодая гусыня с поздним выводком, гагакая, вошла
