вещества. Народ, среди которого нет евреев, обязательно вернется к естественному миропорядку. И в этом Адольф Шикльгрубер видел свою историческую миссию.
Лед и пламя. Вера и неверие – вот два кремня, из которых высекутся искры, освещающие будущее. Но прежде следовало сосчитать агнцев и козлищ и отделить их друг от друга. В затее Эйхмана был определенный смысл, но смысл этот был доступен пока лишь гению фюрера.
В дверь постучали, и в кабинет вошел адъютант.
– Мой фюрер, пришла Ева Браун, – доложил он.
Оттолкнув адъютанта, Гитлер выскочил в приемную. Секретарша перепечатывала на пишущей машинке какой-то документ.
– Ева! – он поцеловал женщине руку. – Как кстати!
Глянул строго на адъютанта. Тот вел себя строго – смотрел в сторону.
Уже в кабинете Адольф позволил себе поцеловать Еву.
– Я устал, – признался он. – Русские воюют с большим ожесточением, нежели я ожидал. Потери неоправданно велики. Но все-таки скоро мы закончим эту войну с русским медведем. Тогда весь мир ляжет около твоих ног, дорогая. Ты хотела бы позагорать на бразильских пляжах или побывать в Голливуде?
– У тебя круги под глазами, Ади, – сказала Ева. – Ты совсем не бережешь себя.
Как всегда выглядела она великолепно. Крепдешиновое платье ловко обегало ее стройную фигуру, светлые волосы кропотливо были увязаны в хитроумный венок, придававшие Еве целомудренный вид. В руке у нее была лакированная сумочка. Пожалуй, это был единственный человек, которого не досматривали при входе в кабинет фюрера. И единственный человек, который мог бы убить Гитлера безо всякого оружия. Своей красотой.
– У меня слишком много забот, – сказал Адольф. – Фюрер должен думать обо всем и обо всех. Впереди зима, а солдаты на фронте совершенно не подготовлены к ней.
– Тогда объяви сбор теплых вещей по всей Германии, – предложила Ева, подбирая платье и садясь в его кресло.
Фюрер улыбнулся.
– Вы, женщины, даже не представляете, из каких мелочей порою складывается победа, – сказал он. – Носильные вещи – всего лишь часть проблемы, всего лишь одно из многих слагаемых. Поговорим о тебе, дорогая. Чем ты занималась последнюю неделю?
– Ездила к сестре, – рассеянно сказала Ева. – Но дорогой! Ты должен отдыхать. Шмундт сказал, что в иные дни ты работаешь по восемнадцать часов в сутки. Это же работа на износ. А ты уже не мальчик и должен думать о своем здоровье.
Фюрер любовался женщиной.
– Пожалуй, я бы мог бросить все, – сказал он. – Мы могли бы на пять дней закатиться в горы. Хочешь в горы?
– Ты знаешь, чего я хочу сейчас, – сказала Ева, вставая. Ее губы оказались в опасной близости от губ Адольфа. От женщины пахло французскими духами и чистым женским телом – взрывное сочетание, заставляющее мужчину дрожать от нетерпения.
