мамой стояли и смотрели на Норму. Она, видимо подозревая, что гость в доме не очень желанный, насторожив уши, сидела и следила за каждым его движением. А когда под ним взрыдывала табуретка, чуть взвизгивала.
Наконец милиционер отер пот с лица, вздохнул, напялил на себя фуражку и только после этого протянул расписку: «Схорони ее подальше, можа, после войны щенка за нее получишь».
Я остолбенело молчал, потому что сейчас должны раздаться главные слова, ради которых сюда милиционер пришел:
«Ну что ты на меня уставился? – сказал миллионер. – Запрягай ее в сбрую и пройдем со мной!»
Наверно, все же вот это – сугубо милицейское – «пройдем» подействовало на меня так же, как на быка красная тряпка. Я порывисто схватил расписку, исшматовал ее в мелкие кусочки и кинул под ноги милиционера.
«А ну убирайтесь отсюда!» – закричал так, что даже Норма вздрогнула и, зарычав, поднялась.
Милиционер, поспешно ища задом дверь, сказал:
«Добром отдайте! – и добавил уже из коридора: – Хуже будет!»
Я пошел к Ивану Палычу, но не застал его дома. И не посоветоваться я к нему шел, а просто поговорить, отвлечься, что ли, от событий, которые так круто обернули мою судьбу обручами безысходности.
Иду я, утупившись, обо все сразу, что меня постигло, думаю, и – вдруг: «Привет, стукач!»
Поднимаю голову – те блаташи заступили мне дорогу. И Разноглазый – руки в боки – поперед.
Он шарканул ботинком, уступив мне дорогу, и произнес:
«Ну стучи, стучи! Бог услышит и вместо ног спички вставит».
«И скажет, что так было!» – подхватил тот, который тогда носил продавать язя и, видимо, врезал потом мне свинчаткой по затылку.
«А псине твоей, – вновь заговорил Разноглазый, – без нас решку наведут!»
И тут догадка меня осенила. Побежал я домой, сложил кусочки расписки, которые мама замела в угол, прочитал, что фамилия милиционера Пахомов. И – прямым ходом – к начальнику милиции.
Им оказался пожилой майор с лысиной, которую едва прикрывало два десятка чалых волос. Слушал он меня рассеянно, словно ему в сотый раз рассказывал залежалый анекдот. А когда я дошел до встречи с блатышами, которые пригрозили убить Норму чужими руками, даже поморщился.
«Ну короче, короче! – поторопил он и потом вдруг спросил: «Говори, что от меня-то надо?»
«Не трожьте мою Норму!» – выпалил я.
«Какую это Норму?» – насторожился он, словно я поднял вопрос из области, которая никому недоступна.
«Собаку у меня так зовут».
«А-а!» – кажется, облегченно протянул он и стал рыться в бумагах, что в беспорядке лежали на его столе.
«Дульшин моя фамилия! – заторопился сказать я, чтобы начальник не утруждал себя хлопотами поисков.
«Вот так, Дулькин…»
«Дульшин», – поправил я.
«Ну это все равно! – отмахнулся он. –
