животными, прислушивался к разговорам взрослых. Вечером малец заберется на русскую печку и смотрит, как угощают знатных гостей тем, что в семье бывает на столе только по праздникам. Слюнки текли у дитяти, когда он видел, солидные дяди ели домашнюю колбасу. Он видел, какие им стелили постели – пуховые перины и подушки, облаченные в накрахмаленное белье. Наблюдал Виталик и мечтал стать начальником. Мечтал сладко есть и пить и поменьше работать, полагая, что эти дядьки только и делают, что пьют водку, смачно едят, а потом спят сколько угодно, а когда спят, все ходят на цыпочках, не дай бог разбудить. Вот это жизнь!
Второго июня сорок четвертого года после двухлетней разлуки с родителями старший лейтенант в отставке Шинкаренко перешагнул порог родного очага. Мама Галина Прокофьевна, всплеснув руками, медленно села на стул:
– Виталик, мий сынку! Жывый, мий ласковый!
Сын крепко обнял мать и поцеловал в уста.
– А ты шо, сынку, с мамой целуешься мовчки? Немый, чи шо?
Виталий только промычал в ответ и принялся целовать мамины руки.
– Сгубылы! Такого гарного хлопчика сгубылы! Да шоб ни дна ни покрышки не было этому проклятому Гитлеру, чтоб черти его на сковороде жарили, шоб черви его тело сгноили! Шо с тобой, сынку? Шо с тобой зробылы? – запричитала мать.
Виталий вытащил блокнот, карандаш и написал родителям все то, о чем говорили ему доктора. Отец, который после смерти деда стал руководить чайной, прочел вслух объяснение сына и спросил:
– А слышать-то ты слышишь?
Виталий кивнул.
– О це добре! Раз слух е, то и разговор прийде. Так, мать, я пошел закрывать чайную, а ты на стол собирай, сына встречать будем, да не просто сына, а офицера-орденоносца. Родню и соседей до стола позвать не забудь.
Гуляли с размахом до поздней ночи. Что-что, а харчи у Шинкаренок водились всегда. Их чайную снабжал райпотребсоюз и ОРС речфлота не забывал, потому как в самые тяжкие дни Сталинградской битвы в Николаевскую слободу эвакуировали часть партийный и советских учреждений из Сталинграда, и сотрудники их питались в чайной, так что запасы были. По случаю возвращения сына все лучшее стояло на столе, а к закуске водка казенная и своя горилка была в достатке. Выпивали за Победу, за товарища Сталина, за нашу Советскую Родину и, конечно, за здоровье Виталия. За хорошим столом, да еще и с радостью, без песен нельзя, пели украинские и русские песни, от души плясали под задорные мелодии гармошки, радость светилась на лице каждого, у одних по случаю возвращения родного человека, у других от ощущения праздника, которого во время войны почти не было.
Подвыпившая вдовая соседка Верка Полторак долго косила глаза на Виталика, а потом потянула танцевать. Ох, и лихо плясали они, ох, и горяч был танец, молодые энергичные тела соприкасались друг с другом, казалось, искры летали между ними, огонь вот-вот соединит, сольет их в одно целое, но до этого не дошло, хотя очень уж прозрачный
