было перерезано каким-то острым орудием, должно быть, бритвой. Александр Этьен, хирург, призванный в то же самое время, что и господин Дюма, подтвердил предыдущие показания».
Полиция совершенно растерялась: случай был из ряда вон выходящий. Вечерний номер газеты подтверждал, что в квартале Сен-Рок не стихает волнение, что на месте преступления был произведен повторный осмотр, свидетели опрошены еще раз, но полиция не добилась никаких результатов. В конце статьи говорилось, что Адольф Лебон, приказчик из банкирского дома, арестован и заключен под стражу, хотя ничто не дает повода обвинять его.
Мой товарищ Дюпен казался необыкновенно заинтересован этим делом, но ничего не говорил. Только когда арестовали Лебона, он спросил, какого я мнения об этом двойном убийстве. Я вынужден был признаться ему, что, подобно всему Парижу, считаю убийство неразрешимой тайной. Я не видел возможности отыскать следы преступника.
– Нам и не надо думать о возможных средствах, – сказал Дюпен, – особенно при таком поверхностном следствии. Парижскую полицию хвалят за ее проницательность; да, она очень хитра, но и только. Но разве в ее действиях есть какая-нибудь система? Впрочем, прежде чем высказывать свое мнение, нужно осмотреть все самим. Мы отправимся на место и увидим все собственными глазами. Я знаю Г…, префекта полиции, и мы без труда получим нужное дозволение.
Дозволение было получено, и мы отправились на улицу Морг. Это один из жалких парижских переулков, соединяющих улицу Ришелье с улицей Сен-Рок. Мы легко нашли дом: толпа зевак с нескрываемым любопытством смотрела на его закрытые ставни. Это было здание, типичное для Парижа, с входной дверью и с углублением в прихожей для конторки привратника. Прежде чем зайти внутрь, мы прошли по улице, повернули в боковой переулок и оказались с задней стороны строения. Дюпен осматривал дом и все, что его окружало, с необыкновенным вниманием, которого я никак не мог понять.
Мы вновь вернулись к главному входу, позвонили и вошли. В доме все оставалось в том же беспорядке. Дюпен тщательно исследовал тела убитых. Обойдя комнаты, мы спустились во двор – конечно, в сопровождении полицейского. Наш осмотр длился очень долго, мы покинули дом уже глубокой ночью. На обратном пути Дюпен зашел на несколько минут в редакцию одной из ежедневных газет.
Я уже говорил, что у моего друга были всевозможные странности и что я весьма снисходительно относился к ним. Теперь ему взбрело на ум ничего не говорить об убийстве до следующего дня. И только тогда он вдруг спросил меня, не заметил ли я чего-нибудь особенного на месте преступления.
В интонации его голоса, когда он произнес слово «особенного», было нечто такое, от чего я вздрогнул.
– Нет, ничего, – ответил я, – по крайней мере ничего, о чем бы мы не читали в газетах.
– Газеты, – возразил он, – кажется, и не поняли всей наглости преступников. Впрочем, что нам за дело до глупых суждений печати? Мне
