по-французски), впуская нас в дом.
В ее словах не чувствовалось ни малейшего беспокойства по поводу нашего мнимого исчезновения. Это была подтянутая, моложавая женщина лет шестидесяти: короткая стрижка на седых волосах, брюки, легкая походка, доброжелательный, умный взгляд. Рядом с нею вертелась большая, добрая на вид собака цвета вареной сгущенки.
Мы назвали свои имена.
– Доминик, – представилась мадам. – Идемте, я покажу ваши комнаты.
Мы поднялись на третий этаж, с жадностью глазея по сторонам. Особняк не выглядел шикарным, но он был очень стильным. Вещей и украшений было мало, но все – то ли старинные, то ли подделки под старину. До чего же это было не похоже на квартиры, в которых привыкли жить мы!
– Хочу такой дом! – прошептала по-русски Карина, озвучив, похоже, общие мысли.
– Мы будем жить среди антиквариата! – восхищенно добавила Ирка.
Эта радость была преждевременной. Нас ждали комнаты на третьем этаже, разные по размеру и конфигурации, но одинаковые бедностью своей обстановки: в одной кровать и стол, в другой кровать и шкаф, в третьей кроме кровати вообще ничего не было… Скорее это были палаты в пионерлагере, а не комнаты в жилом доме.
– А здесь ваша ванная, – сказала мадам, указывая еще на одну дверь. – Вы голодны?
Мы переглянулись.
– Будем есть?
– Уже не хочется. Так устала…
– Но, с другой стороны, ложиться на голодный желудок тоже как-то не круто.
– Если предлагают, надо брать!
– Чайку попьем, и ладно.
– Да. А плотно есть не будем!
– Мы хотели бы чаю, мадам! – обратилась я к Доминик по-французски, тщательно выбрав форму глагола и вспомнив все правила хорошего тона, какие мы изучали.
– Хорошо, – сказала та. – Тогда обустраивайтесь и спускайтесь на кухню.
Мы поделили комнаты, побросали в них вещи и спустились. Кухня оказалась куда более уютной, чем доставшиеся нам «номера»: гарнитур под старину, современная техника в подходящем стиле, большой деревянный стол посередине. А на столе нас ждал чай. Просто чай. Без всего. Из пакетиков.
– Тоже мне чай! – ворчала Карина два часа спустя, когда мы все собрались в Ириной комнате. – Не могла конфет подать! Или бутербродов!
– Между нами произошло обусловленное разностью культур непонимание, – пыталась объяснить Марина. – Это для нас, русских, «пить чай» означает лопать конфеты и все, что угодно, в огромных количествах. А она-то откуда знает? Сказали «чай» – дала чай.
– Все равно, – ответила Карина. – Я надеялась, что тут будет более комфортабельно!
Я подметила, что она любит такие словечки, как будто бы из рекламы: не «удобный», а «комфортабельный», не «особенный», а «эксклюзивный», не «модный», а «трендовый»… Но от комфортабельности наши комнаты оказались действительно далеки. Убогость обстановки была мелочью по сравнению с недостатком, который обнаружился
