считавшаяся едва ли не предметом роскоши. На ней обычно спали мать, отец-инвалид и кто-нибудь из счастливчиков – меньших детей. Остальным приходилось ночевать на полу, вповалку, на мешках из-под сена.
Суровые порядки военного времени не располагали к прогулам или отлыниванию от работы, но можно отметить, что и сами люди были достаточно сознательными, верили, что своим трудом приближают Победу, что выращенное и собранное ими зерно послужит для снабжения фронтовиков. Между тем трудовые нагрузки были так высоки, что не хватало светового дня, зачастую приходилось работать ночью. Что же касается заработков, то о чём тут говорить? Скажем, такая работа, как собирание семечек подсолнухов из перезревших на солнце и осыпавшихся шляпок. Чтобы набрать одно ведро, каждый сборщик затрачивал около тридцати минут. А чтобы целый ящик? Когда приносили на склад этот ящик, колхозный учётчик рисовал на стене одну палочку. На трудодень нужно было выработать десять таких ящиков, отмеченных соответственно десятью палочками. А какая цена тому трудодню – смех, да и только! И когда ещё будет этот расчёт.
Кормились сборщики подсолнуховых зёрен тут же в поле, так сказать, подножным кормом – всё теми же семечками. Порой обеденный перерыв застигал всех посреди ночи. Но никто не плакал и не укорял свою скорбную долю, не требовал строго нормированного рабочего дня «от сих до сих». Молодёжь, поудобнее расположившись в поле, лузгала семечки – чем не замена регулярному трёхразовому питанию? К счастью, ещё хватало жизненной энергии и неистребимого оптимизма.
Выращивали в этих местах и коноплю, однако никто не воспринимал её как наркотическое, дурманящее средство. Была это важная для кубанских угодий сельскохозяйственная культура. Жали её серпами, сдавали в колхоз, зарабатывая всё те же «палочки» трудодней.
Наивно, однако, было бы полагать, что люди могли в те труднейшие времена выживать только на голом энтузиазме. Хотя законы тогдашние и до войны особым либерализмом и гуманностью не отличались, а в войну были помножены ещё и на дополнительные строгости, но голод и нищета вынуждали даже вполне лояльно относившихся к Советской власти колхозников идти на нарушения установленных порядков. Даже на преступление, пользуясь терминологией пресловутого закона 1932 года «о колосках», согласно которому категорически запрещалось собирать на колхозных полях даже осыпавшееся зерно, уцелевшие после уборки колоски. Нелюдские были порядки, вспоминала впоследствии актриса: пусть лучше остатки урожая сгниют под дождём или снегом, но и помыслить не моги, чтобы «похитить социалистическую собственность»! Как ни прискорбно признавать, но даже немцы не додумались во время оккупации до таких строгостей.
И всё-таки почти все семьи, а особенно те, в которых голодными глазами с утра на родителей смотрело множество детишек (семья Мордюковых, понятное дело, относилась к такой же категории), вынуждены были идти на риск и посылали детей собирать оставшееся
