ировать глаз на чем-то определенном, Антон закряхтел и попытался сесть. Тело было относительно послушным, но в голове немедленно забухал набат, а в затылок со злорадным визгом вонзился раскаленный бурав. Зато стало ясно, что он некомфортно расположился в холодной и слякотной яме, вокруг темно, и лишь бледные отблески фонарей освещают склонившуюся к нему темную фигуру, от которой далеко и добротно несло свежеупотребленным пивом.
– Ладно, братан, – хрипловатым баском молвила фигура. – В одном поезде ехали… И вижу – в яме. Ладно, тут тебе не отель с пятью звездами, и давай-ка я тебя выволоку. Только помогай мне: здоровый ты и несуразный какой-то… В натуре бегемот, прикинь, а?
После долгих усилий, сопряженных со стонами, кряхтением и народными пожеланиями по матушке, Антон обнаружил, что может стоять, хотя и покачиваясь. Правый глаз слегка образумился, решил приоткрыться и вернул ему стереоскопическое зрение.
– Видуха у тебя, – знающе сказал ему невысокий парень в старой кожаной куртке с множеством заклепок, в кожаной бейсболке и с ухмылистой худощавой физиономией. – Фонарь справа будет классный. С прибытием в славный город Санкт-Петербург, культурную столицу России!
– С-спасибо, – машинально выдавил Антон, озираясь вокруг.
– На здоровье, – вежливо ответствовал собеседник и медленно обошел вокруг сгорбившейся на стылом ветру скорбной фигуры, придирчиво производя ей смотр, словно службист-прапорщик перед парадом.
А потом правой рукой принялся счищать с длинного пальто Антона снег и грязь, в то время как левая рука независимо от этого занятия подносила к его губам бутылку с пивом, после чего слышалось глубокое и здоровое бульканье.
– В общем, порядок, – критически подвел итог незнакомец. – Котелок цел, крови нет, и вообще – больше мокрый, чем грязный. Яма была качественная, бомжи истают от зависти. Кстати, советую: как прибарахлишься, пальто им подари. Они такие любят.
Отвечать на этот сомнительный комплимент у Антона не было сил. Они стояли возле отгороженной с одной стороны ямы, позади торговых палаток. Справа, как теперь понял Антон, высилось здание Московского вокзала. За палатками темным покрывалом стлалась площадь, на которой изредка маячили люди – судя по этому, следовало заключить, что была глухая ночь. Февральская, по-питерски слякотная, с промозглым ветром и секущей ледяной крошкой.
Огляделся и незнакомец, оценивая местность и ситуацию. Затем сунул Антону бутылку:
– Глотни-ка, легче будет. Только вот куда нам теперь? Чемодан твой уволокли, с ментами у меня антагонизм… Кстати, держи, – и он вытащил из-за пазухи завернутый в пергаментную бумагу пакет. – Это твои ксивы. Те, кто тебя по башке ошарашили, их в мусорную урну выбросили. Как обычно. Ну, а я подобрал. И даже в ту же бумажку завернул. Цени.
Пиво определенно помогло. Колокола в голове зазвучали умиротвореннее, а потом и вовсе стали засыпать. Зато под толстый ворс пальто начал проникать ветер. Хорошо при этом было только затылку: сверлящий бурав превратился в ледяное шило, от которого затылок попросту онемел.
– Как это я? – недоуменно просипел Антон. – А ты – если видел, почему не помог?
– Еще чего, – сварливо отозвался собеседник. – Я не идиот. Это, по всему, вокзальная братва, а я сам не местный. Зачем мешать чужому бизнесу? И по-моему, прикинь, тебя еще в поезде пасли. Тут расклад темный, а я в лохах не хожу, в натуре. Мог бы и за так тебя в этой гадючей яме оставить.
– Чего ж не оставил?
– Да так…– уклончиво пожал плечами незнакомец. – Имею я право гуманность проявить? Когда безопасно… Ты, кстати, не из деревни, а? Ладно, это потом. Вот что, братан, надо отогреться. Пойдем вон в тот крайний гадюшник, ударим по пиву и шаверме…
И, галантно взяв Антона под руку и прихватив лежавшую на земле большую, смахивающую на бурдюк сумку, напористо направился к огоньку самой дальней от вокзального входа закусочной. Антон решил, что ему терять уже нечего, и покорно поплелся за целеустремленной кожаной бейсболкой.
Закусочная, на фасаде которой просматривалась гордая вывеска «Кафе», была по-ночному пуста, если не считать двух продавщиц да восседавшего на корточках за приоткрытой занавеской типа с вызывающе восточной физиономией – традиционного специалиста по шаверме. Антонов спаситель неодобрительно покосился на него и грамотно выбрал столик, стоящий подальше от окон, выходивших на площадь. После чего снял бейсболку, обнаружив белобрысый стриженый затылок и ранние залысины, и посоветовал:
– Ты бы скинул свой тулуп. Глядишь, и подсохнет. А я жратву принесу.
Шаверма оказалась весьма кстати, и не важно было, какое именно городское животное пало ее жертвой. Антон почувствовал, что возвращается к лучшим сторонам жизни. Это благостное чувство слегка портило лишь пальто, издававшее по мере сушки все более явственный запах псины.
– Качественная
