чаще задерживались. Нескончаемые же финансовые распри, затеваемые то с одним, то с другим производителем, становились настолько запутанными, что и десятилетних усилий десяти адвокатов вряд ли хватило бы теперь, чтобы распутать весь гордиев узел, в который срослись многолетние правовые несоответствия между законодательством обеих стран. Всё усугублял, как всегда, личный фактор: проворовались сотрудники банковского филиала в Найроби. Всех их предстояло потаскать по судам, и не за ошибки в менеджменте, а за уголовные правонарушения. Не сделать этого – гангрену уже не остановишь. Сами же разъезды между Найроби, Парижем и Брюсселем стали поводом для выкраивания себе отпусков в красивейших уголках планеты, да еще и за счет работодателей. Фон Ломов не делал из этого секрета…
Дядюшка Леопольд звонил каждый день. Новостей всё не было. В конце января ему пришлось вернуться во Францию одному, без племянника. И странное дело, при встрече, состоявшейся в городе, в кафе – Петр поехал на назначенное рандеву один, – Леопольд принялся уверять его, что они рано «забили тревогу». Причин для паники якобы нет. Произошла «неувязка». И вот-вот, мол, всё прояснится. Именно выяснениями он, дядюшка Леопольд, и занимался по своим «служебным» каналам. Разговор вышел беспредметным, немного нелепым. В какой-то момент Петр даже потерял уверенность в себе и не знал, с чего начинать расспросы.
Он не верил дядюшке. Все разумные сроки давно вышли. Он проклинал себя за легковерие, с которым с самого начала отнесся к болтовне Леопольда, не подвергая ее сколько-нибудь критической оценке. Теперь же было упущено столько времени!
В тот же вечер Петр поднял на ноги компаньонов. С утра все наводили справки, кто где мог. Обзванивали Найроби. В который раз делались попытки выяснить что-нибудь в Уганде. Гаспар К., тоже наконец всполошившийся, к новостям отнесся без легковерия. Он отругал Петра за проволочку и на следующий же день начал выяснять отношения с Леопольдом и трясти свое посольство в Найроби. Казалось, ему известно нечто такое, чего не знает никто.
Французское министерство иностранных дел пыталось, в свой черед, подсобрать хоть какие-нибудь сведения через свои каналы. Но как и водится в таких случаях, чиновники в открытую отговаривали от принятия конкретных мер. Курировавший вопрос сотрудник министерства утверждал, что угандийские власти ведут расследование, что на них вполне можно положиться. Распоряжение начать поиски исходило будто бы лично от генерала Мусевенти, президента Уганды. По заверению того же чиновника, обстановка в Уганде была спокойной и не было никаких оснований для того, чтобы пороть горячку.
И мало-помалу становилось понятно главное: никто не мог поручиться за результат, никто не знал, чем всё это обернется…
С первых же дней весеннего потепления Петр старался возвращаться в Гарн как можно раньше, до пробок на дорогах, а иногда успевал наведаться домой даже в обеденное время, невзирая
