два дня назад. В воскресенье тоже всё было как обычно: никто не смотрел косо, все улыбались и здоровались со мной как обычно. Ни до, ни после службы Леонид на колокольне не упрекнул меня. Более того даже разрешил своей десятилетней дочери Лизе вместе с Александрой, дочерью других моих знакомых, пойти со мной кататься на лодке. Мы договаривались об этом неделей раньше, и никто из их родителей из-за пропажи плаката ничего не отменил.
Я озирался по сторонам, всматривался в глаза бабушек: все смотрели так же ласково, как раньше. Всё было по-прежнему, и я остался на чай. За трапезой ко мне подсел пятидесятилетний настоятель и спросил:
– Андрей, ты считаешь меня экуменистом?
– Нет, батюшка, что вы!
– Отдай плакат.
– Да не могу я! Как же вы не понимаете? Почему кто-то решил за весь приход повесить плакат на храм как рекламу на магазин. А молиться как? Пусть весь приход решает, можно вешать такое на церковь или нет.
Священник встал и попросил всех трапезничающих остаться на голосование. Он объяснял в двух словах, в чём дело, и просил принять чью-либо сторону. За чаем оставалось человек тридцать, и большинство вообще не могло вникнуть, о каком плакате идёт речь. Поэтому, когда началось голосование, против плаката вместе с моей поднялось всего семь рук.
– Кто за то, чтобы плакат снова повесить? – спросил, в свою очередь, настоятель и сам первым поднял руку.
Следуя примеру священника, вверх стали тянуться другие руки: одна, вторая, пятая, шестая… Ещё секунда – и случится непоправимое… Я не знал, как остановить готовящихся тоже поднять свои руки, сорвался и заявил:
– Стойте! Голосуйте не голосуйте, плакат я всё равно не отдам.
– Значит, ты лгун?! – заявил священник.
Я опешил. Выходило, что это так. Пришлось признаться:
– Лгун. Но плакат не отдам. Переименуйте церковь в другую какую, тогда и вешайте, что хотите. На русской плакат висеть не будет.
С этими словами и с осознанием того, что меня теперь с позором выгонят из общины, я сам вышел из трапезной. Следом последовал весь приход. Одна худенькая и самая активная бабушка заголосила:
– А ты напиши архиепископу. Владыке напиши. Пусть он решит.
– И напишу! – машинально ответил я и вышел за церковную ограду.
За мной побежали Александра и Лиза, о которых я в тот момент совершенно забыл. Они, краем уха слышали жаркую дискуссию, не понимали, в чём дело, но быстро заразились общим накалом страстей и весело подтрунивали надо мной. Александра повторяла:
– Да отдай ты им плакат. Куда ты его спрятал?
Через неделю по электронной почте мне пришёл ответ. Не от архиепископа, а от митрополита. «…Плакаты вешать на здание храма не благословляется…» С двояким чувством – с радостью и виной перед священником – я прибежал с распечаткой письма к настоятелю.
– Знаю уже. Был не прав, – кротко признался священник и скрылся
