и приглашало прибыть в Лондон для принятия решения о дальнейшей судьбе племянника. В ожидании Оксли мы усилили меры предосторожности, чтобы защитить госпожу Ирвинг и ее сына от любых посягательств со стороны помешанного.
Но сумасшедшие в своем безумии проявляют необыкновенную настойчивость и настолько хитроумны, что даже самый проницательный и рассудительный человек не может предугадать их поступков.
По делам службы я часто с самого раннего утра отсутствовал дома и иногда даже всю ночь должен был находиться в местах, весьма удаленных от той части города, где проживал.
Вернувшись домой к обеду, на четвертый вечер после того дня, когда я отправил господину Оксли письмо, я застал в своей квартире всех соседей, чрезвычайно взволнованных. Госпожа Ирвинг, как мне хором поведали с десяток человек, – госпожа Ирвинг умирала. Причиной ее жестоких предсмертных мучений был малютка Джордж, который непонятным образом упал в реку Лею и утонул. По крайней мере такое у всех сложилось мнение, после того как реку обшарили вдоль и поперек. Черная пуховая шляпа несчастного малютки, украшенная перышком, была найдена плавающей около берега на довольно большом расстоянии от того места, где он предположительно упал; тело, розыски которого так ничего и не дали, вероятно, было унесено в Темзу сильным течением.
Ужасная догадка вдруг промелькнула в моем сознании.
– Где господин Ренсгрэйв? – спросил я.
Никто этого не знал, никто не видел его с двух часов пополудни, то есть именно с тех пор, как исчез ребенок. Из всего того, что я видел и слышал, из той ненависти, которую господин Ренсгрэйв испытывал по отношению к маленькому Джорджу, было очевидно, что, кроме сумасшедшего, никто не мог совершить такого ужасного преступления. Итак, прежде всего я выпроводил из дома всех сочувствующих, которые его заполонили, потом поспешил к госпоже Ирвинг, где застал доктора Горлона, который оказывал ей помощь. Удар был жестокий – опасались воспаления мозга, доктор Горлон пустил ей кровь и поставил пиявок. Благодаря этим энергичным действиям надеялись, что лихорадка пройдет.
Подозрения доктора были схожи с моими, но он уклонился от каких бы то ни было советов, доверяя моей предусмотрительности. К несчастью, в то время я был еще новичком в делах подобного рода, теперь я уже приобрел некоторый опыт, и, если бы мне вновь случилось оказаться в подобных обстоятельствах, последствия были бы не столь неприятны, как в то время.
Я решил дожидаться господина Ренсгрэйва, позвав к себе в напарники управляющего. Мы всю ночь бодрствовали, эта ночь тревожных ожиданий тянулась мучительно долго, мое нетерпение и раздражение с каждым часом усиливались. В десять часов я был убежден, что Генри Ренсгрэйв – преступник, в одиннадцать я готов был передать его в руки правосудия, в полночь чувствовал, что удушу его собственноручно.
Страдальческие вопли, временами раздававшиеся из комнаты госпожи Ирвинг, действовали на меня страшно
