в Мангейм девушка приехала недавно. Никогда Теодор с его воображением, не знавшим границ, не представлял себе ничего подобного. Это прекрасное видение превосходило все то, что наш поэт, живописец и музыкант встречал до сих пор, и даже то, что он еще только надеялся встретить. А между тем на таком расстоянии он видел лишь одно восхитительное целое, частности ускользали от его взгляда.
Молодую девушку сопровождала старушка служанка. Обе они медленно взошли на ступени иезуитской церкви и исчезли в ее глубине. Гофман небрежно бросил в свой наполовину уложенный чемодан фрак, венгерский сюртук, а затем спрятался за занавесками у окна, вновь ожидая появления той, что всего минуту назад вошла в храм. От этого занятия Захария и оторвал своего друга.
Как мы уже сказали, Вернер поприветствовал Теодора, как старший брат, – положив ему руку на плечо и поцеловав в лоб. Хотя Захария Вернер всегда был бледен, сегодня, однако, его лицо было бледнее обыкновенного.
– Что с тобой? – спросил его искренне обеспокоенный Гофман.
– О, мой друг! – воскликнул Вернер. – Я вор! Я негодяй! Убей меня! Разруби мою голову топором! Пронзи мое сердце стрелой! Я не достоин жить на этом свете!
– Да ну! – сказал Гофман благодушным тоном довольного жизнью человека. – Что-то случилось, друг мой?
– Да, Теодор, случилось, действительно случилось! Меня искусил дьявол!
– Что ты такое говоришь?
– Когда, проснувшись утром, я увидел золото, я не поверил своим глазам! Мне казалось, что я вижу это во сне!
– И что же дальше?
– Весь стол был покрыт золотом, – продолжал Вернер. – Когда я увидел, как оно переливается в лучах солнца, я понял, что оно настоящее! В следующий миг мной овладел страшный азарт, я не смог удержаться, взял треть своего золота и отправился в игорный дом.
– И ты проиграл.
– Все до последнего крейцера[2].
– Ну что ж, ничего не поделаешь… Но беда не велика, у тебя осталось еще две трети!
– Если бы… Я воротился за второй и…
– И проиграл ее, как и первую!..
– Да, мой друг, договаривай скорей, договаривай…
– И ты пошел за последней третью.
– Нет, я не пошел – я полетел! Я взял оставшиеся полторы тысячи талеров и поставил их на красное.
– А выпало черное, не так ли? – спросил Гофман.
– Ах, мой друг, черное, это ужасное черное в один миг убило мою последнюю надежду!
– И теперь ты жалеешь о содеянном, потому как не сможешь увидеть Париж?
– О да! Ну почему я не отложил хотя бы пятьсот талеров! Мне хватило бы их, чтобы добраться до Парижа! Пятьсот талеров!..
– И если бы теперь у тебя были эти пятьсот талеров, ты забыл бы о том, что лишился остальных?
– В
