купеческой семье. Торговали они фруктами, часто заморскими. В магазинах был образцовый порядок. Даже в советское время эти магазины отличались не свойственной той поре культурой обслуживания, чистотой, вежливостью. Дом на Фурштадтской был построен в начале XX века. Семья мамы жила на 4-м этаже по черной лестнице, в коммунальной квартире с окнами на улицу. А этажом ниже, под ними, в такой же комнате жила семья к тому времени уже покойного купца-предпринимателя. Его жена с сестрой, сын с невесткой и внучка Аня. Мама и Аня дружили с раннего детства. Они росли вместе, как две сестры. Дед моей мамы принадлежал к отверженному классу. Был священником. Какой-то бессознательный общий страх, видимо, сблизил эти две семьи.
В наши дни трудно себе представить, сколько гонений и преследований пришлось пережить им в те годы. Купцы— «кровопийцы, толстосумы, угнетатели». Мало кто под воздействием советской пропаганды сохранил благодарную память к русскому купечеству, так много потрудившемуся на ниве строительства Российского государства. Укреплявшему не только экономику страны, но и много жертвовавших на строительство православных церквей. Где-то в тайных архивах КГБ хранились имена ктиторов храмов, воздвигнутых на средства купцов и нещадно разрушенных богоборческой советской властью. А сами они купались ли в роскоши, так свойственной нынешним «новым русским»? Я познакомился с Анной Сергеевной – подругой мамы – в 1995 году, когда впервые посетил ее дом. Она жила одна в своей комнате, на третьем этаже. Меня, привыкшему к жизни без всяких излишеств, поразила скромность ее обстановки. Старинное кресло-качалка, трюмо, буфет без всяких украшений, печь, выложенная простым белым изразцом. В разговоре я как-то упомянул о былом их богатстве. Анна Сергеевна даже обиделась: «Мы никогда не были богаты. Просто у нас было «дело», в него и вкладывали капиталы. Сами жили скромно». Никогда я не слышал от Анны Сергеевны жалоб. С каким-то глубоким смирением принимает она теперешнее положение. Когда она захотела приватизировать свою комнату в коммуналке, чтобы, как память, передать ее после смерти двоюродной сестре, местные власти долгое время оспаривали принадлежность ей маленькой кладовки, за пользование которой она всегда исправно платила. Ходила, доказывала, упрашивала. И при этом ни тени озлобленности, раздражения. «Неубедительные основания для приватизации 3-метровой кладовки». А незаконная конфискация пятиэтажного дома, построенного родным дедом?! Это меня поразило до глубины души. Не 3-метровая кладовка, а весь дом по праву должен был бы принадлежать ей.
Отец Анны Сергеевны воевал на Ленинградском фронте. Его жена – Зинаида Павловна несколько раз ездила к нему на передовую. А когда он вернулся с фронта с тяжелой контузией, потеряв дар речи, трогательно ухаживала за ним до самой его смерти. «Вернувшись с фронта, – рассказывала Анна Сергеевна, – папа как-то обнаружил в книжном шкафу книжку «Три мушкетера», взятую им для меня перед самой войной в заводской библиотеке. Как могло случиться, что он не вернул ее своевременно, и она столько лет
