ушла. Толик оделся, выволок из-за вешалки лыжи, снял с гвоздя самодельную сбрую. На крыльце свистнул Султана. Тот вылетел из темноты.
– Хватит без толку носиться, запрягайся.
Султан не спорил.
Они выбрались со двора на укатанную дорогу.
– Ну, вперед! – велел Толик. – Давай!.. Вперед, Султан! Кошка! Где у нас кошка?
Султан радостно взвизгнул и рванул Толика.
Это была игра. Еще давно, когда пес был почти щенком, юный хозяин так приучал его мчаться и тащить лыжника. Приходилось выслеживать впереди кошку, чтобы Султан охотнее набирал скорость. А теперь никакой кошки не было, Султан это прекрасно понимал. Да и на кой шут она сдалась? Если догонишь, что дальше? Не душить же ее, в самом деле. Да и по морде можно заработать когтистой лапой (случалось такое в прежние времена). А бежать и без всякой причины весело. Везти легонького хозяина – это не работа, а шуточки.
Толику тоже было весело. Лыжи слушались отлично, тугие запяточные ремни плотно держали их на валенках. Папка – за пазухой, ремень от упряжки – в левой руке, а правая откинута, как у канатоходца, – чтобы сохранять равновесие…
А по сторонам бегут назад желтые уютные окошки. И старый знакомый – новогодний месяц – летит за Толиком.
Пересекли большую улицу Луначарского – с двухэтажными домами, фонарями, магазинами и машинами. И опять вокруг сугробы, палисадники да месяц над заборами… И вот уже Ямская. Раньше редко приходилось бывать здесь: в этих краях – ни друзей, ни знакомых. Вроде бы не так уж далеко от Запольной, а все здесь непривычное. Кирпичная часовенка на углу, сад за глухим забором, чужая трехэтажная школа… Даже месяц стал какой-то не такой и притворялся, что незнаком с Толиком.
Ну, ничего, они с Султаном нигде не пропадут.
– А ну, Султан, где здесь кошка?!
Дом номер четырнадцать оказался большой, двухэтажный, с узорчатыми наличниками на высоких окнах второго этажа. А низ – кирпичный. Наверно, раньше жил в доме купец или фабрикант. Калитка открылась мягко, без капризов. Во дворе, у первого крыльца, Толик воткнул в сугроб лыжи.
– Султан, сидеть. Зря не гавкай, лыжи никому не давай.
Султан недовольно двинул ушами: и так знаю. Толик постучал в обитую войлоком дверь. Постучал уверенно: на фанерном почтовом ящике белела при свете месяца надпись:
Хозяин отпер дверь, не спрашивая, кто и зачем. Встал на пороге, касаясь головой верхнего карниза. В сенях, за спиной у него, горела яркая лампочка.
– Что угодно? – глуховато спросил Курганов.
– От Людмилы Трофимовны… – Толик протянул папку.
– О! – Голос Курганова стал яснее и добрее. – Это удивительно и прекрасно. – Он взял папку. – Заходите, прошу вас.
Толик подумал, что заходить вроде бы ни к чему. Но вспомнил про деньги.
Они прошли через длинные морозные сени. Толик видел Курганова со спины. Тот был очень высокий, сутулый. В накинутом ватнике, в старых галифе, в громадных растоптанных валенках на тонких ногах. По дороге он зацепил
