оставлять без внимания предостерегающее слово едва ли благоразумно. Если слово предостережения примем, как посланное, и употребим осторожность, то, хотя бы она оказалась ненужной, греха и вреда не будет; а если оставим предостережение без внимания, и оно окажется справедливым, будет и вина и вред».
Интересуясь вопросом о предсказании, наместник еще раз вызвал Филарета на рассуждение об этом даре. Вот что митрополит отвечал ему: «Вы предлагаете мне вопрос, на который отвечает не дело моей малой веры: есть ли ныне нужда в пророчествах, хотя и частных? И люди великой меры возьмутся ли отвечать на сие? Господь, правящий миром, ведает, нужно ли Ему и ныне сие орудие, которое Он употреблял нередко прежде. Пророк Амос (III гл.) свидетельствует: «Не сотворит Господь Бог дела, аще не откроет наказания Своего рабам Своим пророкам». Пророк представляется как бы обычным для Господа, чтобы о всяком деле, которое он творит, открывать рабам своим пророкам. Того, чтобы Господь прекратил этот обычай, в слове Божием, сколько знаю, не видно. Пророчества особенно назначены были, чтобы указать пришествие Христово; они исполнились во время земной жизни Христовой, но не прекратились. Мы могли бы спросить: есть ли нужда предсказывать апостолу Павлу, что его свяжут в Иерусалиме, кода он на это идет, хотя бы его удерживали; однако Агав предсказал это. Скажете ли, что это нужно было для того, чтобы к назиданию явить апостольскую твердость и готовность на страдание за истину? Вот вы и признали, что есть нужда в пророчестве частном. Антоний Великий не предсказал ли Афанасию Великому конец Юлиана Отступника? Феодор Освященный не предсказал ли ученикам своим мрак арианства в церкви, и потом обильный свет Православия? Где же этому предел? Отец Серафим не предсказал ли многое многим? Если Господь это устроит: то должно думать, что это на что-нибудь надобно».
«Всякому, подвизающемуся о своем спасении, можно и должно сказать: несть ти потреба тайных (Сир. 3, 22): не ищи знать сокровенное или будущее. Для спасения нужно веровать, исполнять заповеди, очищать сердце, а не любопытствовать; желать знать сокровенное опасно, а желать открывать оное еще опаснее. Но все это не препятствует тому, чтобы Провидение Божие открывало тайное и обращало сие для своих благих целей, даже и при несовершенстве орудия, как можно примечать на опыте. Рассудите это и скажите мне лучшее».[3]5
Конечно, только этим воззрением Филарета, что «провидение Божье открывает тайное и обращает сие для своих благих целей, даже и при несовершенстве орудия», можно объяснить ту внимательность, какую показал он, судя по письму к Антонию и к юродивому Филиппу – позднее Филарету же,[4]6 и к Ивану Яковлевичу Корейше, о наставлениях которого он не решался произнести своего суда;[5]7 и к есаулу Золотареву, прося, чтобы Антоний был к нему милостив и способствовал ему в духовном деле;[6]8 и к Марфе Герасимовне (Хотьковской), о которой он думал, что «очень может быть, что самоумерщвление и
5 См. письма к Антонию, № 916.
6 Там же, № № 790, 800, 801, 859.
7 Там же, № № 293, 408, 748.
8 Там же, № № 75, 907.
