гораздо больше, чем семья того, на ком уже давно поставлен крест.
Россия погибает? Империя рушится? Да гори оно всё поярче! Чем слабее сосед, а тем более такой огромный, как Россия, тем и лучше. Тут даже и денег не жалко – подмаслим и белых, и красных, пусть столкнутся в смертельной схватке. Пусть истребляют друг друга.
Но козыри в этой грязненькой игре всё-таки неплохо было бы повыдергать в свою пользу. И вот уже денежный мешок зашевелился, всё ещё скупясь, всё ещё раздумывая: а надо ли? Всё ещё робко прощупывая игру мечущихся в агонии большевиков. Посмеют или не посмеют? Расстреляют или не расстреляют? Всех или одного только царя?
И всё-таки официальное сообщение в газетах о расстреле Николая II потрясло вяло топчущуюся под Екатеринбургом Белую армию. Одним рывком освободили город и окрестности от красных, ворвались в Ипатьевский дом, где томились затворники, – и ужаснулись. Погром, полное отсутствие кого-либо и чего-либо, сломанная мебель, горы хлама во дворе. Среди вороха мятых и грязных бумаг – плотная, аккуратная и толстая книжечка – личная Библия императрицы.
3
Всё начиналось вяло и как бы с неохотой. Парни подтягивались недружно и в основном все были незнакомы Саше. Ночные же знакомцы, Миха с Серёгой, пришли одни, без Толяна.
– Где он? – спросил Александр, имея ввиду Тольку Парамонова.
– Чуть задержится, – переглянувшись с напарником, сказал Миха. – Его Машка не отпускала, так пришлось на уловки идти. Сказал ей, что в город за материалами подался.
Александр не успел спросить ни кто такая Машка, ни за какими материалами надо ехать на ночь глядя, а Миха уже пояснял шёпотом, как будто это являлось страшной тайной:
– Машка ревнивая – жуть! Отпустила его только на пару с Платонычем. Тому, как бывшему учителю, доверяет. Да ты, наверное, помнишь Платоныча.
– Я? Нет… с чего бы мне…
– Должен помнить. Сан-Платоныч… ну?
– Сан-Платоныч… Санта-Планыч… подожди-подожди…
– Ну? Учителем по труду в школе был. А ещё физру и астрономию по совместительству вёл.
– Что-то припоминается… но туго, – Саша сосредоточился, пытаясь вспомнить хоть кого-то из учителей той давней и короткой поры детства, но безуспешно… – Деда Мороза помню на ёлке.
– Так это он и был! – радостно и облегчённо выдохнул Михаил, а вслед за ним с уточнениями встрял и Серёга:
– Платоныч у нас всегда Дед-Морозом был. Да?
– Точно. – Кивнул Миха, успокоенный, что Сашка из города всё-таки припомнил учителя, которого в селе каждая собака знает. – Как школу закрыли, так все учителя и разъехались. Кажись, один только Платоныч и остался.
– Ну нет… Марья… да эта… как её… Галоша.
– Галина Юрьевна? Они не в счёт – пенсионерки, – рассудил Миха.
– А… ну, тогда один
