на двух этажах. Кузница на противоположной стороне двора стояла непривычно тихой, кузнец и его подручные ушли поглазеть на церемонию приветствия.
В широких дверях Ранда глубоким поклоном встретил Тима, старший конюх. Кланяясь, он прикоснулся ладонью к морщинистому, обветренному лбу, потом к сердцу:
– Душой и сердцем готов служить вам, милорд. Чем может услужить Тима, милорд? – На голове конюха не было чуба воина; волосы Тимы напоминали опрокинутый серый горшок, нахлобученный на голову.
Ранд вздохнул:
– В сотый раз, Тима, повторяю: я не лорд.
– Как угодно, милорд.
Поклон конюха на этот раз оказался еще ниже.
Причиной этого недоразумения послужило сходство имен. Ранд ал’Тор. Ал’Лан Мандрагоран. В случае с Ланом, согласно обычаю Малкир, королевское «ал» именовало его королем, но сам он никогда им не пользовался. Для Ранда же «ал» было просто частью его имени, правда он слышал, что когда-то раньше, очень давно, до того еще, как Двуречье стало называться Двуречьем, эта приставка значила «сын такого-то». Кое-кто из слуг в цитадели Фал Дара счел, однако, что поэтому он тоже король, ну или по меньшей мере принц. Все его попытки убедить их в обратном не возымели большого эффекта, разве что его «титул» снизили до лорда. По крайней мере, так Ранд предполагал; он никогда не видел, чтобы так много кланялись и расшаркивались даже перед лордом Агельмаром.
– Мне нужно, чтобы Рыжий был оседлан, Тима. – Ранд знал, что лучше обойтись так, чем пытаться самому заняться этим; Тима не позволил бы ему марать благородные руки. – Я решил провести пару дней за городом.
Дайте только оказаться верхом на большом гнедом жеребце, и через пару дней его увидят у реки Эринин или переходящим границу Арафела. «Тогда они меня ни за что не найдут».
Конюх сложился чуть ли не вдвое и остался в таком положении.
– Простите, милорд, – хрипло прошептал он. – Простите, но Тима не может исполнить приказания.
Вспыхнув от замешательства, Ранд обеспокоенно оглянулся вокруг – на виду не было ни одной живой души, – потом схватил Тиму за плечо и силой заставил того выпрямиться. Запретить Тиме и немногим другим вести себя подобным образом он не мог, но попытаться сделать так, чтобы этого не видел чей-нибудь взор, было в его силах.
– Почему не может, Тима? Тима, посмотри мне в глаза, пожалуйста. Почему?
– Таковы распоряжения, милорд, – произнес Тима по-прежнему шепотом. Он продолжал прятать глаза, не от страха, а от стыда, что не может выполнить того, о чем просит Ранд. Чувствовать стыд – для шайнарцев все равно что для другого человека получить на лоб клеймо вора. – Вплоть до изменения приказа ни одна лошадь не покинет эту конюшню. И никакую другую в крепости, милорд.
Ранд открыл рот, чтобы сказать конюху, что все в порядке и его вины тут нет, но вместо этого облизал губы.
– Ни одна лошадь ни из какой конюшни?
